что делает музыку чайковского узнаваемой

Чайковский – наше все?

О феномене, неиссякаемом интересе, мифах и реальности

7 мая Чайковскому исполнилось 180 лет, он жил и творил в позапрошлом веке, но его наследие не просто продолжает оставаться актуальным – Чайковский уже многие десятилетия сохраняет статус самого исполняемого в мире русского композитора. Жизнь, подробности его биографии по-прежнему будоражат сознание людей, его образ продолжает обрастать мифами и легендами. В чем феномен музыки Чайковского? Зачем нам так интересен он сам? Откуда берутся мифы?

П уть профессионального музыканта Чайковский выбрал достаточно поздно, ему уже исполнилось больше двадцати лет, он был взрослым самостоятельным человеком.

Родился Петр Ильич на Урале в семье горного начальника Ильи Петровича Чайковского, в небольшом заводском поселке Воткинске. Да, обучался музыке дома, да, в Училище правоведения, куда десятилетнего мальчика определили родители, искусству и музыкальным занятиям уделяли большое внимание, Петру Ильичу даже доводилось регентовать хором – но так было во многих учебных заведениях; да, брал уроки музыки – многие делали то же самое.

Феномен жизни

Одним из поворотных и решающих моментов биографии Чайковского стала резкая смена жизненного курса. Чайковский поступает в первую русскую консерваторию, через год занятий он решает оставить службу и посвятить жизнь музыке. Как начинающий 23-летний чиновник Министерства юстиции волевым решением отказывается от стабильности, финансового благополучия ради очень призрачной карьеры музыканта, остается только гадать. Бросая службу в министерстве, Чайковский уходил абсолютно в никуда. Объясняя свой поступок сестре Александре, которая, конечно, как и вся семья, находилась в полном недоумении, Петр Ильич писал: «…рано или поздно, но я променяю службу на музыку. Не подумай, что я воображаю сделаться великим артистом, – я просто хочу только делать то, к чему меня влечет призвание; буду ли я знаменитый композитор или бедный учитель, – но совесть моя будет спокойна, и я не буду иметь тяжкого права роптать на судьбу и на людей».

Окончив Санкт-­Петербургскую консерваторию, имея в багаже всего несколько сочинений и ученические работы, Чайковский в 26 лет начинает стремительный путь к славе, пишет практически во всех существующих жанрах – за 27 лет творческого пути (умер композитор в 53 года) около 450 музыкальных сочинений. Да, Чайковский один из немногих, кому суждено было при жизни познать мировую славу.

Семья Чайковских. Сидят: мать А.А. Чайковская, отец И.П. Чайковский, дети Александра и Ипполит; стоят дети:
Петр, Зинаида и Николай. Первое из сохранившихся изображений будущего композитора. 1848

Одновременно жизнь композитора была наполнена сложными перипетиями, он был, безусловно, человеком больших страстей, сложных отношений прежде всего с самим собой, в постоянных поисках ответов на вопросы о жизни и смерти, грехе и прощении, о том, кто такой гений, и что разрешено гению в отличие от обычных людей. Конечно, сказывались и вечные финансовые неурядицы – и это несмотря на солидную денежную помощь Н.Ф. фон Мекк, со временем собственные приличные заработки, а с 1888 года – получение и ежегодной премии от государя в размере 3000 руб­лей. Композитор не умел распоряжаться деньгами, многочисленные траты, бесконечные родственники и стипендиаты, чье обучение Чайковский оплачивал, не позволяли ему выбраться из долгов. В результате за всю жизнь ему так и не удалось обзавестись собственным жильем, даже знаменитый дом в Клину Чайковский снимал. Когда композитор умер – остался должен собственному слуге большую сумму денег.

Феномен творчества

В чем же секрет невероятной популярности музыки Чайковского? Чайковский, по сути, не был революционером-­новатором подобно, например, Вагнеру. Он не изобрел своей особенной гармонии, сам восхищался оркестровым «пиршеством» сочинений своего коллеги, друга и главного антипода Н. А. Римского-­Корсакова и т. д. Но музыка Чайковского настолько узнаваема. Возможно, дело в особой универсальности его музыкального языка. Чайковский всегда и везде был «своим», не только русским европейцем, Человеком мира. Ведь Чайковский стал почти национальным композитором в странах совсем иной культуры – Японии, Китае…

Наверное, все же главный секрет его творчества в исповедальности, которая не может не трогать и оставить равнодушным, ведь музыка – это, пожалуй, единственное, в чем Чайковский абсолютно искренен, каждая нота о нем, и, на самом деле, о каждом. Творчество для Чайковского, говоря его же словами, «это чисто лирический процесс. Это музыкальная исповедь души, на которой многое накипело и которая по существенному свой­ству своему изливается посредством звуков, подобно тому как лирический поэт высказывается стихами. Разница только та, что музыка имеет несравненно более могущественные средства и более тонкий язык для выражения тысячи различных моментов душевного настроения». Для Чайковского было очень важно быть понятым, чтобы его откровения были услышаны. Он писал: «Я сочиняю, т. е. посредством музыкального языка изливаю свои настроения и чувства, и, разумеется, мне, как и всякому говорящему и имеющему или претендующему иметь что сказать, нужно, чтобы меня слушали. И чем больше меня слушают, тем мне приятнее. В этом смысле я, конечно, люблю славу и стремлюсь к ней всей душой». Следовательно, конечная цель для Чайковского – диалог его музыки со слушателем, отсюда и желание, чтобы его лирические исповеди были поняты другими людьми. В его сочинениях бесконечный фатум, с которым невозможно бороться или преодолеть, и самая светлая любовь, которая почти всегда приводит к трагедии героев.

Дом Чайковского в Клину. 1894

Трагичность музыки Чайковского – это вовсе не сентиментальная меланхолия, это буря страстей. Часто эти факторы лежат на поверхности, порой скрыты, и о них только остается догадываться. Часто даже то, что кажется победным и радостным, – весьма сомнительно: какие именно силы торжествуют в мажорном финале Пятой симфонии, отчего Первый фортепианный концерт, написанный в самой черной тональности си-бемоль минор, как правило, исполняют весело и задорно, иногда даже по-пионерски, совсем не задумываясь не то чтобы об авторской версии сочинения (ну не писал Чайковский этих бравурных аккордов в начале концерта), но даже не подумав, зачем же автору нужна была именно эта тональность. Чайковский – определенно мастер подобных ребусов. Переполненная трагизмом музыка балета «Щелкунчик» вступает в диссонанс с ослепительным, конфетным, сладким Конфитюренбургом из сценария и плана М. Петипа, по которому казалось бы композитор создавал свое сочинение. Даже «Иоланта» и ее счастливый финал неизвестно чем обернется для героини, какой мир откроется ее глазам, может быть, и прозревать не стоило?

Чайковский: мифический или реальный?

Обрастать легендами композитор начал практически еще при жизни, он сам прекрасно осознавал, кто он, и понимал, что впоследствии его личные документы – письма и дневники станут достоянием общественности. В дневнике 27 июня 1888 года Чайковский записал: «Мне кажется, что письма никогда не бывают вполне искренни. Сужу по крайней мере по себе. К кому-бы и для чего-бы я ни писал, я всегда забочусь о том, какое впечатление произведет письмо и не только на корреспондента, а и на ­какого-­нибудь случайного читателя. Следовательно, я рисуюсь. Иногда, я стараюсь, чтобы тон письма был простой и искренний, т. е. чтобы так казалось. Но кроме писем, написанных за минуты аффекта, никогда в письме я не бываю сам собой. Зато этот последний род писем бывает всегда источником раскаяния и сожаления, иногда очень мучительных. Когда я читаю письма великих людей, печатаемые после их смерти, меня всегда коробит неопределенное ощущение фальши и лживости».

Когда Чайковский умер, появилось огромное количество воспоминаний о нем. Друг композитора, критик Г. А. Ларош писал: «…некрологи и воспоминания, посыпавшиеся в первые дни после его смерти, иногда бывали заражены сентиментальностью, а еще чаще грешили поверхностным знанием…» Родные и самые близкие, даже брат Модест Ильич в своем грандиозном трехтомнике «Жизнь Петра Ильича Чайковского», из самых лучших побуждений старались сгладить ­какие-то острые углы, многие мемуаристы описывали те или иные события с чужих слов, добавляя красивые детали, были и те, кто присваивал себе «историческую роль» в жизни гения. Позже, подобно Толстому, Чайковский стал «зеркалом русской революции» и из человека превратился в сознании людей в бронзовый монумент, который, как полагалось, «любил народные песни, помогал бедным». Но музыка Чайковского оставалась актуальной всегда и везде. Да, в опере «Иоланта» был переписан текст – убраны все упоминания божественного, а в Торжественной увертюре «1812 год» – гимн «Боже, царя храни» заменили на хор «Славься» Глинки. Во время Второй мировой вой­ны произведения композитора не только поднимали дух советских граждан – Чайковский исполнялся и в фашист­ской Германии, и на оккупированных территориях. В СССР под звучание его симфоний хоронили генсеков, а балет «Лебединое озеро» шел по всем немногочисленным каналам во время путча 1991 года. Цензура закончилась, стало можно все или почти все, однако мифологизация Чайковского продолжилась, но уже в новом ключе.

Какой же он, сегодняшний мифический Чайковский? Если собрать воедино – неорганизованный неврастеник, страшно закомплексованный, крайне стеснительный, плохой дирижер, умер от чего угодно, только не от холеры.

Неорганизованный нелюдимый неврастеник? Да, Чайковскому были свой­ственны резкие перепады настроения, потому очень сложно говорить о его, в частности, художественных предпочтениях. Плохое настроение или самочувствие – он ненавидел всех и вся, его все раздражало. В хорошем настроении и самочувствии обо всем том же самом он мог высказываться ровно противоположно.

Вообще, Чайковский интересовался далеко не только собственной персоной, его волновало абсолютно все. Он переживал из-за вой­н, из-за того, что гибнут люди, он не был равнодушен к волне террора в России и убийству императора, он читал книги из самых разных областей знаний – истории и философии, ботаники и зоологии; он посещал музеи, Берлинский зоопарк, поднимался на только что построенную Эйфелеву башню, любовался красотами Ниагарского водопада, одним из первых по достоинству оценил новинку – звукозаписывающее устройство – фонограф Эдисона.

Неорганизованный? Тогда как за столь непродолжительный творческий путь Чайковский успел создать такое количество сочинений, написать свыше пяти тысяч писем, продирижировать более чем семьюдесятью концертами и спектаклями.

Крайне стеснительный, плохой дирижер? Систематическую дирижерскую деятельность Чайковский начал только в 1887 году, когда ему было 47. За шесть неполных лет – большие концертные турне по России, Европе, США. Чайковский дирижировал в том числе такими сочинениями, как Девятая симфония Л. ван Бетховена, поэма «Тассо» Ф. Листа, оперными спектаклями. Его продолжали приглашать импресарио и антрепренеры, участие Чайковского как дирижера столько лет было залогом коммерческого успеха. Действительно, композитор в письмах к близким и дневниках иногда во всех подробностях описывал свои волнения – это вполне объяснимо и понятно любому исполнителю, тем более выступление на сцене не было для Чайковского привычным с детства или даже с юности. Но количество ангажементов, отклики на концерты дают картину артистической успешности.

В течение последнего года у него дважды была холера в легкой форме, так называемая холерина – последний раз в августе. Вообще, как отмечают врачи, изучая анамнез композитора, у него был ослаблен иммунитет и, конечно, был упадок сил после Шестой симфонии. Все, что предпринимали врачи – лучшие специалисты, было в рамках врачебного протокола того времени. Нельзя забывать, что от холеры умерла мать композитора. В ­какой-то момент Петра Ильича надо было поместить в ванну, и он страшно испугался, потому что именно эту процедуру не перенесла его мать. После ванны ему стало вроде бы лучше, но все равно вскоре все закончилось…

Так что же с мифами? Казалось бы, настал момент вернуться к настоящему Чайковскому. Выходят книги, публикуются письма без купюр, возвращаются подлинные тексты сочинений композитора. Но возникают самые невероятные легенды и версии, их авторы рассказывают о несуществующих в природе документах или выдергивают из контекста цитаты, которые вообще относились к другому времени, к другим проблемам или людям. Сейчас, когда нашу жизнь во многом определяют рейтинги, лайки, просмотры и репосты, нужно ли вообще пытаться понять настоящего Чайковского? Пытаться узнать о его реальной жизни, исполнять и слушать именно ту музыку, которую он сочинил, а не ­кто-то переделал? Или, может, жизнь не важна, важна только музыка? Возможно, но уж точно не в случае Чайковского, для которого жизнь и творчество – единое неразрывное целое. События, радости, трагедии, увлечения и разочарования диктовали и полностью определяли его творческий процесс, концепцию его сочинений. Потому знание его жизни – это путь постижения его музыки. Ложное знание – ложный путь.

Источник