рукописи не горят кто сказал и при каких обстоятельствах

Рукописи не горят

Рукописи не горят
Из романа (гл. 24 «Извлечение мастера») «Мастер и Маргарита» (1928— 1940) Михаила Афанасьевича Булгакова (1891 —1940). Воланд заинтересовался романом о Понтии Пилате:
«Дайте-ка посмотреть, — Воланд протянул руку ладонью кверху.
Я, к сожалению, не могу этого сделать, — ответил мастер, — потому что я сжег его в печке.
Простите, не поверю, — ответил Воланд, — этого быть не может. Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман.
Кот моментально вскочил со стула, и все увидели, что он сидел на толстой пачке рукописей. Верхний экземпляр кот с поклоном подал Во-ланду».
Смысл выражения: слово, живую человеческую мысль ни уничтожить, ни запретить нельзя.

Смотреть что такое «Рукописи не горят» в других словарях:

МЕЙРИНК — (Майринк) (настоящая фамилия – Мейер), Густав (1868 1932), австрийский писатель, один из основоположников мистического реализма (другие определения «магический реализм», «черная фантастика», «черная романтика»). Оказал влияние на… … Энциклопедия Булгакова

МАСТЕР — Персонаж романа «Мастер и Маргарита», историк, сделавшийся писателем. М. во многом автобиографический герой. Его возраст в момент действия романа («человек примерно лет тридцати восьми» предстает в лечебнице перед Иваном Бездомным) это в… … Энциклопедия Булгакова

Библиография — 1. Прижизненные издания произведений М. А. Булгакова на русском языке 1) Отдельные издания Булгаков М.А. Дьяволиада. М.: Недра, 1925. Содержание: Дьяволиада Роковые яйца №13. Дом Эльпит… … Энциклопедия Булгакова

Zensur in der Sowjetunion — war die Kontrolle sowjetischer Behörden sowie der Kommunistischen Partei über den Inhalt und die Verbreitung von Druckwerken, Musikstücken, dramaturgischen Werken, Werken darstellender Kunst, Fotografien, Radio und Fernsehübertragungen. Sie… … Deutsch Wikipedia

Хармс, Даниил Иванович — Даниил Хармс Имя при рождении: Даниил Иванович Ювачёв Псевдонимы … Википедия

Цензура в СССР — Цензура По странам Цензура по странам По отраслям Цензурирование Интернета Запрещённые книги Сожжение книг По методам … Википедия

«МАСТЕР И МАРГАРИТА» — Роман. При жизни Булгакова не был завершен и не публиковался. Впервые: Москва, 1966, № 11; 1967, № 1. Время начало работы над М. и М. Булгаков в разных рукописях датировал то 1928, то 1929 г. Скорее всего, к 1928 г. относится… … Энциклопедия Булгакова

РУКОПИСЬ — РУКОПИСЬ, и, жен. 1. Подлинник или копия текста, написанные от руки или переписанные на пишущей машинке. Рукописи Чехова. Машинописная р. Передать р. в издательство. Рукописи не горят (афоризм; говорится в знач.: произведение творческого труда не … Толковый словарь Ожегова

Белая гвардия (роман) — Белая гвардия … Википедия

Роман о Понтии Пилате — Роман о Понтии Пилате вымышленное литературное произведение, с которым связанны многие события романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Содержание 1 Авторство романа и история его написания 2 … Википедия

Источник

«Рукописи не горят»

«Рукописи не горят»

К альбигойским ассоциациям в «Мастере и Маргарите» примыкает, на наш взгляд, и столь распространившийся в результате популярности романа афоризм «рукописи не горят». Припомним, при каких обстоятельствах эти слова были произнесены Воландом в разговоре с Мастером.

Когда Мастер мимоходом упомянул о написанном им романе, Воланд, в свою очередь, поинтересовался, о чем он.

«— Роман о Понтии Пилате.

Тут опять закачались и запрыгали язычки свечей, задребезжала посуда на столе, Воланд рассмеялся громовым образом, но никого не испугал и смехом этим не удивил. Бегемот почему-то зааплодировал.

— О чем, о чем? О ком? — заговорил Воланд, перестав смеяться. — Вот теперь? Это потрясающе! И вы не могли найти другой темы? Дайте-ка посмотреть, — Воланд протянул руку ладонью кверху.

— Я, к сожалению, не могу этого сделать, — ответил Мастер, — потому что я сжег его в печке.

— Простите, не поверю, — ответил Воланд, — этого быть не может. Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман.

Кот моментально вскочил со стула, и все увидели, что он сидел на толстой пачке рукописей. Верхний экземпляр кот с поклоном подал Воланду. Маргарита задрожала и закричала, волнуясь вновь до слез:

— Вот она рукопись!».[269]

Спрашивается, почему роман, который Мастер сжег, оказался в конце концов невредимым? Тем паче, что автор его, в отличие от одного из своих прототипов — украинского философа Сковороды, никому предварительно списков своей брошенной в огонь книги не дарил.

Зададимся, наконец, вопросом, который мы всякий раз ставили и прежде, подступая к расшифровке «темных мест» романа. А именно — нет ли у описанной Булгаковым фантастической ситуации какой-нибудь более или менее идентичной модели, скажем, в сказках, легендах, апокрифах, агиографической (житийной) литературе?

В самом деле, рукопись предана огню, сожжена, а в итоге оказалась несгоревшей!

Читатель нашей книги уже понимает, что модель такой ситуации существует и что мы ее нашли опять-таки среди книжных источников булгаковского романа, связанных с историей альбигойцев.

Остановимся на ней подробней.

За четыре года до начала альбигойских войн, в 1205 г., из Испании в Лангедок для борьбы с альбигойской ересью прибыл славившийся своей фанатичностью приор Доминик де Гусман — будущий основатель доминиканского монашеского ордена (и впоследствии католический святой). Он выступал с проповедями, вел с альбигойскими богословами яростные диспуты и однажды, как повествуют легенды и обширная житийная литература о нем, по окончании спора изложил свои доводы письменно и манускрипт вручил оппонентам. Но альбигойцы, посовещавшись, решили предать эту рукопись огню. Каково же было их потрясение, повествует легенда (ее, в частности, приводит в своей «Истории альбигойцев» Н. Пейра), когда «пламя отнеслось к рукописи Доминика с благоговением и трижды оттолкнуло ее от себя».[270]

Эта легенда, думается, и послужила Булгакову отправной точкой для разработки фантастической истории, приключившейся с рукописью Мастера. Ведь манускрипт Доминика, к коему «пламя отнеслось с благоговением», носил экзегетический характер, т. е. являлся толкованием Священного писания. Но своеобразным толкованием последнего является и роман Мастера об Иешуа и Пилате. Отчего, по Булгакову или, вернее, по логике избранной им модели (и к вящему интересу сюжета), рукопись такого сочинения сгореть не могла!

Однако же поистине не только книги, но и слова имеют свою судьбу: вот уж около двадцати лет, как слова Воланда о том, что рукописи не горят, не только «простые читатели» романа, а и литературные критики понимают совсем иначе, чем толковал их сам Воланд и чем это согласуется с концепцией романа. Во всяком случае, до сих пор слова «рукописи не горят» трактовались и трактуются в равной мере булгаковедами и читателями совершенно однозначно: если, мол, литературное произведение написано по-настоящему талантливо, но света еще по той или иной причине не увидело, оно ни при каких условиях не пропадет, не погибнет.

В этой связи критиками на разные лады высказывалось убеждение, что упрямая сила творческого духа проложит себе дорогу и восторжествует; что история раньше или позже все расставит по местам и правда выйдет наружу; что все сбудется для того, кто умеет ждать; что сам Булгаков горячо верил в несомненное торжество справедливости, в то, что настоящее искусство в конце концов завоюет себе признание[271]/

И восторженно-романтическая эта трактовка слов «рукописи не горят», вложенных писателем в уста дьявола и имевших в своей подоснове легенду о нетленности манускрипта экзегетического содержания, вряд ли уйдет когда-либо из читательского сознания.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Читайте также

О том, как «рукописи не горят». Виталий Аронзон об истории публикаций текстов Аронзона

О том, как «рукописи не горят».Виталий Аронзон об истории публикаций текстов Аронзона (Балтимор, США)1 Стихи Леонида Аронзона при его жизни не печатали. Это не означает, что он не пытался печататься. Пытался, но ни одна редакция так и не взяла ни одного его стихотворения.

«Рукописи не горят»

«Рукописи не горят» К альбигойским ассоциациям в «Мастере и Маргарите» примыкает, на наш взгляд, и столь распространившийся в результате популярности романа афоризм «рукописи не горят». Припомним, при каких обстоятельствах эти слова были произнесены Воландом в

Глава 2. «Русский Бертольдо»: рукописи, издания, театральные постановки

Глава 2. «Русский Бертольдо»: рукописи, издания, театральные постановки Начало русской биографии «Бертольдо» отмечено сразу двумя рукописными переводами, появившимися почти одновременно в сороковые годы XVIII в. Оба перевода так и остались неопубликованными, что, впрочем,

1. «Размышление» Симеона в составе рукописи «Хитрости высочайшия Бертолдовы» 1747 г.[822]

1. «Размышление» Симеона в составе рукописи «Хитрости высочайшия Бертолдовы» 1747 г.[822] Некоего человека размышление о состоянии своем изъявление. Именем Симеона[823] в простоте суща и от многих едва не дураком словуща. По алфабиту в рифмы самим издашася, в горести

Источник

Расшифровка «Рукописи не горят»: первый замысел «Мастера и Маргариты»

Содержание первой лекции из курса Мариэтты Чудаковой «Мир Булгакова»

В своем неоконченном романе «Записки покойника» Булгаков рассказывает до­вольно близко к реальности историю написания и попыток напечатания своего первого романа — «Белая гвардия». А затем в рукописи «Записок покойника» появляются такие слова: «Ну что же, сиди и сочиняй второй роман, раз ты взялся за это дело…» И тут же он говорит о главном препятствии, которое у не­го было: «…в вся и соль, что я решительно не знал, о чем этот вто­рой роман должен был быть? Что поведать человечеству. Вот в чем вся беда». Ав­тор ищет тему, безусловно для него самого важную, а в то же время способ­ную преодолеть уже очевидные в то время цензурные препятствия. К тому вре­мени, когда в 1936 году пишутся «Записки покойника», Булгаков прекрасно уже знал, о чем этот роман должен быть, и мало того — уже была закончена черновая ре­дакция.

Вся суть вопроса в том, что замысел был для своего времени крайне необыч­ный. Сохранилась тетрадь, уничтоженная на две трети автором, с обрывками первой редакции романа, и там страницы в конце — озаглавлены «Матери­ал». Они разграфлены, и одна графа названа наверху «О Боге», а вторая — «О Дьяво­ле», с большой буквы. Если при этом иметь в виду, что авторская ра­бота в этой тетради идет в 1928 году, на одиннадцатом году советской власти, то становит­ся очень по­нятным тон разговора Воланда, нам уже известного по последним редак­циям, с извлеченным из клиники Стравинского Мастером о его романе. Он го­ворит: я написал роман. «„О чем роман?“ — „Роман о Пон­тии Пилате“. …Во­ланд рас­смеялся громовым образом… „О чем, о чем? О ком? — заговорил Воланд, перестав смеяться. — Вот теперь? Это потрясаю­ще! И вы не могли най­ти другой темы?“».

То есть Воланд всячески подчеркивает то, что для современника должно было быть абсолютно очевидным: более неподходящей для советской печати темы, чем роман о Боге и дьяволе, нельзя было даже и придумать в 1928 году. Это было не менее, если не более смело, чем в 1923 году назвать свой первый роман «Белая гвардия». Мы сегодня уже не можем до конца дать себе в этом отчет. Белогвардейцы — это были враги советской власти; их не называ­ли, как «белогвардейская сволочь» и «золотопогонная сволочь». Булгаков наз­вал ро­ман «Белая гвардия» и держался за это название. Ну что же это такое — роман о Боге и дьяволе, задуманный им? Почему и как?

Проходят годы, и начинается Гражданская война, которая ошеломила и Булга­кова, и многих его сверстников. В 1916 году он закончил медицинский факуль­тет, их досрочно выпустили для участия в мировой войне. И через два года, уже в 1918 году, начинает вовсю полыхать Гражданская война, братоубийствен­ная война, в Украине и везде в России. По роману «Белая гвардия» совершенно ясно, что Булгаков мучительно размышляет над тем, почему пошли брат на брата, сын на отца. И он ищет, что хорошо видно в «Белой гвардии», ключ в Священном Писании. И больше всего — в Откровении Иоанна Богослова. «Бе­лая гвардия» вся прошита цитатами оттуда. Он возвращается к религии в поис­ках ответа на происходящее в реальности вокруг него. Когда спорят, был ли Булгаков верующим, надо перечитать молитву Елены, когда она молится за жизнь старшего брата перед иконой Богородицы. Она говорит: «Мужа ты от­няла у ме­ня, но оставь брата». Муж, Тальберг, уже уехал, сбежал вместе с нем­цами за гра­ницу. И она молится. Вот это страстное моление, довольно убеди­тельное, нам говорит, что неверующему человеку трудно написать такое. Хотя на сто про­центов мы никогда так не можем сказать.

Личность Иисуса Христа остается для него очень интересной и важной в тече­ние и молодых лет жизни. Но нужно напомнить, что в 1920-е годы продолжа­лась, несмотря на огромные перемены в социальной жизни, богатейшая жизнь идей русского романа второй половины XIX века. И в первую очередь романов Достоевского, с напряженнейшим размышлением его героев о бытии Божием. Они ставят на себе эксперименты, вплоть до самоубийства, чтобы проверить, верно ли представление о бытии Божием. Это никуда не делось, хотя и полно­стью исчезло из печатной литературы. На фоне этого активного вытеснения всей философско-художественной проблематики конца XIX — начала XX века в печатной советской литературе это продолжается в некоторых умах. И вот это сообщило творческой мысли Булгакова особую напряженность.

Поэтому остались две тетради с частью листов у корешка. И вот год спустя, ле­том 1970-го, Елена Сергеевна после просмотра фильма «Бег» скоропостижно скончалась. Это очень быстро произошло, сильный сердечный приступ дома. Я обрабатывала в это время в течение нескольких лет архив писателя, уже пе­реданный ею в Отдел рукописей Государственной библиотеки имени Ленина. И вот дошла очередь обработки до этих двух тетрадей. А технология обработки состоит в том, что ты заключаешь рукопись в обложку с клапанами из твердой бумаги, похожей на картон. Во всех архивах обрабатывающий писал своей ру­кой на обложке. Я должна была написать наверху: «Булгаков Михаил Афанась­евич. [„Мастер и Маргарита“. Роман. Первая редакция.]». И если надо было это мне написать своей рукой, то все, я надеюсь, понимают, что это сов­сем другая мера ответственности. Я должна была стопроцентно быть уверен­ной, не просто со слов Елены Сергеевны, что это действительно начало «Масте­ра и Маргари­ты». А там остались кусочки строк. Я села и стала пытаться по­нять. В пер­вой же главе на первых же страницах мелькает имя Берлиоза, но имя и отче­ство его другое, Владимир Миронович. Беседует он на Патриар­ших прудах с Антошей Безродным. Потом он становится Иванушкой Поповым, потом Ива­нушкой Безродным. И действительно, в их разговор вторгается странный ино­странец. Но надо было более уверенно все это определить. Тогда я посчитала количество букв в уцелевших фрагментах, нарисовала все это на странице, и стала дописывать строки по своему разумению, имея в виду предполагаемое число знаков. Часа через четыре такой кропотливой работы я поняла неожи­данно для себя, что занимаюсь реконструкцией романа. Я не со­биралась это делать! Я только хотела понять, действительно ли это «Мастер и Маргарита», те ли там герои. И вдруг я вижу, что реконструировала уже две или три стра­ницы. Тогда я решила реконструировать дальше, следуя словам Воланда, что рукописи не горят.

Были обстоятельства, способствующие успеху моей работы. Во-первых, у Бул­гакова разборчивый и довольно крупный почерк. Очень редкие вписывания на полях и четкие концы строк. У многих строки загибаются в конце, и непо­нятно, если это оторвано, сколько там было букв. У него — нет. У него четкие концы строк. Когда Булгаков видел, что надо сильно править рукопись, он на­чинал ее сначала, с новой тетрадки. Во-вторых, я сделала маленькое открытие: у Булгакова очень много таких повторяющихся сюжетно-повество­вательных блоков. У него повторяются слова при описании, например очень часто можно встретить в разных его романах: «сказал, дернув щекой». И этого очень много при его разнообразной прозе, его ярком художестве. При этом на­бор средств достаточно считаемый. Поэтому у него в арсенале речевых средств немало ме­ста принадлежит излюбленным словам и оборотам речи. Для описа­ния близ­ких ситуаций нередко привлекаются одни и те же слова. Наконец, третье. В ре­конструкции первых глав у него встречаются евангельские и апокрифические тексты. Существует апокриф, что по дороге к Христу, с огромными усилиями несущему свой крест, как известно (отсюда и выражение «Каждый должен нести свой крест»), подошла девушка Вероника. Увидев, как течет по его лицу кровавый пот от тернового венца, она утерла его лицо платком, и на этом плат­ке осталось изображение лика Христа. Все это там было, и легко было догады­ваться, о чем речь, и вставлять эти части. И они способствовали моим догад­кам.

Таким образом, в течение двух лет были восстановлены триста страниц сож­женного текста. Там было 15 глав, это был незаконченный роман, но тем не ме­нее очень многое было понятно. Первая глава кончалась разговором иностран­ца с Берлиозом и Иванушкой. Он говорит: «Как, вы не верите? Это очень инте­ресно! Тогда пожалуйста». Воланд нарисовал прутиком на песке изображение Иисуса Христа и сказал: «Наступите ногой на это изображение Христа». И тут разворачивается целая драма. Они оба отказываются и говорят: да, мы не ве­рим, но мы не будем доказывать свое неверие таким глупым образом. Да нет, говорит, вы просто боитесь, интеллигенты вы, больше никто. И тогда Ивануш­ка чувствует себя глубоко оскорбленным: «„Я — интелли­гент?! — прохрипел он, — я — интеллигент“, — завопил он с таким видом, словно Воланд назвал его по меньшей мере сукиным сыном…» И он стирает ри­сунок своим, как пишет Булгаков, скороходовским сапогом. И сразу после этого довольно быстро раз­ворачивается картина гибели Берлиоза, как будто этим ко­щунственным же­стом Иван Бездомный, тогда еще Безродный, привел к этой катастрофической ситуации.

Глава вторая называлась «Евангелие от Воланда», затем — «Евангелие от дья­вола». И она вмещала, в отличие от того, что мы знаем в поздних редак­циях, все, что относится к истории Иешуа. Она не была растянута через весь роман, как это произошло в последующих редакциях. В этой первой редакции отсут­ствует резкая отделенность новоза­ветного материала от современного. В изве­стных нам последних редак­циях Воланд произносит только первую фразу, а дальше идет глава в Иерусали­ме, в Ершалаиме. И в следующей главе — последняя фраза. А здесь, в этой гла­ве, все было перемешано. Воланд говорит: «Ну вот я вам дальше расскажу…» — и так далее. Идет совсем построенный рассказ.

В этой редакции были герои, которые потом не встречались. Например, глава «На ведьминой квартире» рас­сказывала о знаменитой поэтессе Степаниде Афа­насьевне, которая проживала в большой благоустроенной квартире вдвоем с мужем-невропатологом: «Стра­дая болями в левой лодыжке, Сте­панида Афанасьевна делила свое время между ложем и телефоном». И вот и разносит по Москве известие о гибели Берлиоза, сообщая всем это по телефону, с подробностями, которые сама во многом выдумывает. И в конце главы в рассказ вступает повествова­тель, который вообще играет в первой ре­дакции довольно активную роль, и подвергает критике ее версии гибели Бер­лиоза: «Если б моя воля, взял бы я Степаниду да помелом по морде. Но, увы, нет в этом надобности: Степанида неизвестно где, и, вероятнее всего, ее уби­ли». Больше эта героиня нигде не появляется. Дальше — «Интермедия в Шала­ше Грибоедова», там тоже появ­ляется Иванушка, в ресторане Дома Грибоедова. А дальше — сцена психиатри­ческой лечебницы, конец которой не повторяется в поздних главах, а он очень интересный. Ночью два дежурных санитара пси­хиатрической больницы видят в больничном саду огромного, в шесть аршин, черного пуделя. Одному из санитаров кажется, что пудель этот прыгнул из больничного окна. Он воет в саду, затем устремляет морду к окнам больни­цы: «обвел их глазами, полными боли, как будто его мучили в этих стенах, и покатил, перегоняя свою тень». А потом выясняется, уже в девятой главе, что в эту ночь из лечебницы сбежал Иванушка Бездомный, вполне может быть, что в облике этого черного пуделя. Или в облике пуделя был Воланд, который по­мог ему сбежать, одно из двух.

И поразительная глава «Марш ­фюнебр», «Траурный марш», которая дает сов­сем неизвестный нам по другим редакциям вариант похорон Берлиоза. Гроб везут на колеснице, бежавший из лечебницы Иванушка отбивает гроб с телом друга у похоронной процессии, вскакивает вместо кучера, бешено настегивает ло­шадь, за ним гонится милиция. Наконец, на Крымском мосту колесница вме­сте с гробом обрушивается в Москву-реку. Иванушка прежде этого успевает сва­литься с козел и остается жив. И снова возвращается в лечебницу. А отсюда в следующей черновой редакции, также сожженной, — там кусочек был ее, всего несколько глав, — Берлиоз предполагает, что его после смерти сожгут в крема­тории, а инженер-консультант возражает: «„…как раз наоборот: вы будете в во­де“. — „Утону?“ — спросил Берлиоз. „Нет“, — сказал инженер».

И самое интересное — в одиннадцатой главе появляется герой, который потом полностью исчезает. Под детским именем Феся. Это человек, кончивший исто­рико-филологический факультет Москвы, занимавшийся демонологией, и со­вершенно ясно — он огромный эрудит, занимавшийся очень серьезно Сред­невековьем, медиевист, — что именно ему предназначалась роль второй встре­чи с Воландом, после берлиозовой. Как бы противопоставле­ние: Берлиоз, кото­рый даже не узнал, что перед ним сатана, и Феся, который должен прекрасно узнать Воланда. Я не скрою, что горжусь восстановлением названия этой гла­вы. От нее осталось две буквы от одного слова и полностью последнее слово — «…ое эрудиция». Долго размышляя, я пришла к выводу, что в данном случае однозначно читается «Что такое эрудиция». Других вариантов предложить нельзя. У Феси была диссертация «Категория причинности и кау­зальная связь…» и так далее.

Источник

Рукописи не горят кто сказал и при каких обстоятельствах

«Рукописи не горят»

К альбигойским ассоциациям в «Мастере и Маргарите» примыкает, на наш взгляд, и столь распространившийся в результате популярности романа афоризм «рукописи не горят». Припомним, при каких обстоятельствах эти слова были произнесены Воландом в разговоре с Мастером.

Когда Мастер мимоходом упомянул о написанном им романе, Воланд, в свою очередь, поинтересовался, о чем он.

«- Роман о Понтии Пилате.

Тут опять закачались и запрыгали язычки свечей, задребезжала посуда на столе, Воланд рассмеялся громовым образом, но никого не испугал и смехом этим не удивил. Бегемот почему-то зааплодировал.

Кот моментально вскочил со стула, и все увидели, что он сидел на толстой пачке рукописей. Верхний экземпляр кот с поклоном подал Воланду. Маргарита задрожала и закричала, волнуясь вновь до слез!

В самом деле, рукопись предана огню, сожжена, а в итоге оказалась несгоревшей!

Читатель нашей книги уже понимает, что модель такой ситуации существует и что мы ее нашли опять-таки среди книжных источников булгаковского романа, связанных с историей альбигойцев.

Остановимся па ней подробней.

1 ( Peyrat N. Histoire des Albigeois. Les AJbigeois et l’inquisitiori, t. 2, p. 107)

Эта легенда, думается, и послужила Булгакову отправной точкой для разработки фантастической истории, приключившейся с рукописью Мастера. Ведь манускрипт Доминика, к коему «пламя отнеслось с благоговением», носил экзегетический характер, т. е. являлся толкованием Священного писания. Но своеобразным толкованием последнего является и роман Мастера об Иешуа и Пилате. Отчего, по Булгакову или, вернее, по логике избранной им модели (и к вящему интересу сюжета), рукопись такого сочинения сгореть не могла!

Однако же поистине не только книги, но и слова имеют свою судьбу: вот уж около двадцати лет, как слова Воланда о том, что рукописи не горят, не только «простые читатели» романа, а и литературные критики понимают совсем иначе, чем толковал их сам Воланд и чем это согласуется с концепцией романа. Во всяком случае, до сих пор слова «рукописи не горят» трактовались и трактуются в равной мере булгаковедами и читателями совершенно однозначно: если, мол, литературное произведение написано по-настоящему талантливо, но света еще по той или иной причине не увидело, оно ни при каких условиях не пропадет, не погибнет.

И восторженно-романтическая эта трактовка слов «рукописи не горят», вложенных писателем в уста дьявола и имевших в своей подоснове легенду о нетленности манускрипта экзегетического содержания, вряд ли уйдет когда-либо из читательского сознания.

Источник