какой лагерь освободили американцы в вов
Освобождение концентрационных лагерей
Для увеличения нажмите на фото
Солдаты союзных войск осматривают печи в лагере Хертогенбос
Печи использовались для кремации жертв концентрационного лагеря Хертогенбос в Нидерландах. После освобождения канадскими войсками в ноябре 1944, лагерь использовали для задержания нацистов
Выживший узник концентрационного лагеря плачет возле обугленного трупа друга, которого сожгли охранники из огнеметов при попытке к бегству
Дети в женском концлагере Равенсбрюк
Концлагерь Равенсбрюк строился, начиная с ноября 1938 года, силами СС и заключенных, переведенных из Заксенхаузена, в прусской деревне Равенсбрюк, около мекленбургского климатического курорта Фюрстенберг. Это был единственный большой концлагерь на германской территории, который был определен как так называемый «охраняемый лагерь заключения для женщин». Детям «неарийских» народов налысо сбривали голову. В апреле 1945 узники освобождены войсками второго Белорусского фронта
Заключенный лагеря Берген-Бельзен во время освобождения.
Концентрационный лагерь недалеко от г. Целле, Ганновер. Вначале был небольшим лагерем для политических противников нацистского режима. В дальнейшем был значительно расширен. Хотя Бельзен формально не являлся «лагерем смерти», не был оборудован газовыми камерами, тысячи узников погибли там от голода и истощения. В апреле 1945 Бельзен был освобожден союзническими войсками. На момент освобождения в лагере было обнаружено свыше 35 тыс. трупов, а в живых оставалось около 30 тыс. человек.
Прогулка вне концентрационного лагеря Берген-Бельзен в сапогах немецких солдат
Заключенные Берген-Бельзен после освобождения в апреле 1945 года. Многие страдали от тифа и дизентерии. Средняя продолжительность жизни заключенных составляла около девяти месяцев
Татуировки узников Бухенвальда
Союзные войска обнаружили тела сожженных узников Бухенвальда в апреле 1945 года
Принудительная поездка граждан Веймара в Бухенвальд в апреле 1945 года
Граждане соседнего Веймара вынуждены были лично убедиться в злодеяниях, творившихся в концентрационном лагере Бкухенвальд
Немцы во время принудительной поездки в Бухенвальд, после освобождения в апреле 1945
Немка смотрит на тела погибших в Бухенвальде во время принудительной поездки в апреле 1945. После освобождения концлагеря генералов американского штаба Джордж Смит Паттон говорил, что немцы близлежащих городов обязаны увидеть зверства нацистов.
Войска союзных войск силами немецких гражданских лих готовили могилы для погибших заключенных концентрационного лагеря Миттельбау-Дора в апреле 1945 года
Портрет узника концлагеря Дахау, апрель 1945
Заключенные празднуют освобождение Бухенвальда
Бойня в концлагере Дахау. Как у солдат США сдали нервы
Жестокость нацистских концлагерей настолько потрясла американских солдат, что они расправились с охранниками Дахау прямо в лагере.
Фото: © AP Photo / Robert Clover
В конце апреля 1945 года американская армия освободила концентрационный лагерь Дахау. Увиденные солдатами картины массового истребления людей произвели на них столь сильное впечатление, что они расправились с частью эсэсовцев прямо в лагере и не стали мешать заключённым сводить счёты с их мучителями. Эти события стали известны как «бойня в Дахау». В мае 1945 года было проведено расследование этого инцидента, но на высшем уровне было принято решение не наказывать военных за этот срыв.
В 11 часов утра 29 апреля 3-й батальон 157-го пехотного полка 45-й американской дивизии, преодолев несколько снайперских засад, подошёл к западным воротам концентрационного лагеря Дахау.
К этому времени большая часть охраны уже покинула лагерь. Отборные нацисты из SS-Totenkopfverbände (специальные подразделения, занимавшиеся охраной концлагерей) бежали ещё 28 апреля. С ними бежал и последний комендант Дахау Мартин Вайс (бегство ему не помогло, после войны он был казнён за многочисленные преступления). В лагере остались эсэсовцы, которые были заключены в дисциплинарную тюрьму за различные проступки. Вместе с ними были венгры из 26-й ваффен-гренадерской дивизии СС и группа раненых солдат вермахта, размещённых в местном госпитале. Вероятно, им уже не хватило транспорта для эвакуации.
В начале двенадцатого часа американцы обнаружили у западных ворот «поезд смерти». Так называли железнодорожные составы, в которые сгружали тела погибших заключённых для отправки в крематорий. Это зрелище потрясло солдат. 40 вагонов, набитых обнажёнными телами людей. Погибшие были крайне истощены и выглядели как скелеты. Как вспоминал один из американцев, это было самое ужасное зрелище за всю его жизнь. Многих солдат тошнило, у некоторых началась неконтролируемая истерика.
В 11:20 первые американские солдаты вошли на территорию лагеря. Согласно воспоминаниям заключённого лагеря Нерена Гуна, события развивались следующим образом. Навстречу американцам вышел оберштурмфюрер СС Генрих Скодзенски в щегольской эсэсовской форме и до блеска начищенных сапогах и прокричал: «Хайль Гитлер!». Контраст между ним и американскими офицерами, небритыми и «помятыми» после нескольких дней боёв, был столь впечатляющим, что они просто рассвирепели. Американский офицер плюнул ему в лицо и с криком «Швайнхунд!» («свинопёс») выстрелил ему в голову из пистолета.
Эта история популярна в публицистике, однако оспаривается профессиональными исследователями. Кроме того, процесс капитуляции был заснят на плёнку многочисленными американскими корреспондентами и на фото запечатлён совершенно другой человек, чья личность достоверно установлена.
Это был унтерштурмфюрер СС Генрих Виккер, старший из оставшихся в лагере офицеров. Он прибыл в лагерь только в начале апреля 1945 года вместе с группой узников, которых пешком гнали из Неккарельца в Дахау. В середине апреля он же руководил «маршем смерти» 1700 заключённых из Гессенталя в один из комплексов Дахау.
Виккер присутствует на фотографиях в разных частях лагеря, а это означает, что он оставался в живых ещё как минимум несколько часов после прихода американцев. Однако в городской тюрьме Дахау, где разместили всех выживших пленных, его не оказалось. Официально он считался пропавшим без вести. Согласно показаниям двух выживших немецких охранников, Виккер был убит кем-то из американских солдат.
Около полудня американские солдаты начали сортировку пленных. В одну колонну уводили эсэсовцев, в другую — солдат вермахта (в основном из числа оставшихся в госпитале раненых) и персонал госпиталя.
В это же время через другие ворота в лагерь вошла ещё одна группа солдат. Раздалась стрельба. Огонь вели несколько эсэсовцев, засевших в лагерной башне (примерно 5–6 человек). После недолгой перестрелки башня была захвачена. Выжившие были расстреляны рядом со зданием.
Отобранных эсэсовцев (порядка 70 человек) повели на угольный двор. По пути несколько человек были убиты, и даже специально проведённое расследование не позволило выяснить обстоятельства их гибели. Во дворе пленных оставили у стены под присмотром пулемётчика.
После очередного ухода Спаркса на угольный двор пришла группа заключённых, вооружённых лопатами и дубинками. Они принялись избивать некоторых эсэсовцев. Одни солдаты пытались их остановить, другие не препятствовали избиениям. Как сказано в материалах американского расследования, они отворачивались и делали вид, что не замечают происходящего.
К вечеру 29 апреля освободители покинули Дахау. Их место заняла караульная рота, пришли инженеры. Заключённых отправили обратно в бараки. В лагере была эпидемия тифа, и американцы закрыли его на карантин.
В первую ночь после освобождения Дахау в лагере погибло около 300 заключённых. Часть из них были убиты за сотрудничество с немцами. Остальные умерли от болезней и истощения. По свидетельству Нерена Гуна, несколько ранее голодавших заключённых умерли от переедания.
На следующий день из окрестных населённых пунктов привели местных жителей, которых привлекли к выгрузке тел из «поезда смерти». Неподалёку от лагеря бульдозерами вырыли несколько больших траншей, в которых похоронили погибших узников лагеря. Часть тел похоронили на кладбище Лейтенберга, причём повозки с трупами специально везли через центр города, чтобы жители могли наглядно убедиться в жестокости немецких концлагерей.
Православная Пасха и окончательное освобождение
В 1945 году православная Пасха пришлась на 6 мая. Лагерь всё ещё был закрыт на карантин, но среди заключённых нашлось 18 священнослужителей: сербы, несколько русских и греков. Они получили разрешение провести праздничное богослужение, для которого им выделили отдельное помещение. Облачения, свечи и иконы для службы они попытались раздобыть через ехавших в Мюнхен американцев. Однако из-за царившей там неразберихи гонцам не удалось найти никого в местных православных приходах.
Соорудив из больничных полотенец импровизированное облачение, священнослужители провели богослужение с участием узников. Как вспоминал позднее один из свидетелей, в истории православной церкви, пожалуй, не было более необычной пасхальной службы.
Несмотря на карантин и усилия американских врачей, эпидемию тифа долгое время не удавалось взять под контроль. За май 1945 года от болезни скончалось свыше 2 тысяч узников. В июне тиф пошёл на спад, за этот месяц умерло 196 человек. Только в середине лета 1945 года, через два месяца после окончания войны, все узники Дахау наконец обрели свободу.
Сколько человек казнили
В 1986 году вышла книга Говарда Бюхнера, бывшего медика американской армии, участвовавшего в освобождении лагеря. В книге с говорящим названием «Час мстителя» он живописно рассказывает о том, как американские солдаты в тот день казнили всех до единого немцев и венгров (при этом 40 человек были убиты бывшими заключёнными).
В мае 1945 года американской армией было проведено расследование на предмет жестокого обращения с пленными. Комиссией было установлено, что в день освобождения Дахау было убито около 50 эсэсовцев и других работников лагеря. 10–12 из них были убиты бывшими заключёнными, остальных расстреляли американцы. Подполковник Спаркс на протяжении всей жизни утверждал, что его солдаты застрелили не более 30 человек. А остальные пленные были заключены в тюрьму города Дахау, находившегося по соседству с лагерем. Партию пленных по приказу Спаркса сопровождали лейтенант Уолш и капеллан Лоу.
По понятным причинам выжившие охранники концлагеря после войны не рассказывали о своей службе. Но известно по меньшей мере о двух выживших эсэсовцах и об одном медике. Ещё один выживший, Ханс Линбергер, оставил небольшие мемуары о событиях того дня, в которых подтвердил ранее данные Спарксом показания. Линбергер находился в группе эсэсовцев, по которым открыл огонь из пулемёта Птичий Глаз, но уцелел и даже не был ранен.
Хотя следствие пофамильно установило почти всех принимавших участие в расстрелах, генерал Паттон велел закрыть дело, сославшись на тяжёлое психологическое состояние солдат, увидевших ужасающие картины смерти при освобождении лагеря. Материалы расследования были засекречены почти 50 лет. Их опубликовали только после выхода сенсационной книги «Час мстителя».
Все за сегодня
Политика
Экономика
Наука
Война и ВПК
Общество
ИноБлоги
Подкасты
Мультимедиа
История
Rebelión (Испания): действительно ли американские войска освобождали концлагерь Маутхаузен?
Во многих европейских странах отмечается победа союзных войск над гитлеровской Германией во II Мировой войне, что особенно важно, когда вновь поднимает голову фашизм, и распространяются разного рода мифы. Опять будут говорить о значении высадки союзных войск в Нормандии и принижать факт освобождения большей части Европы войсками СССР, который заплатил за победу страшную цену в 27 миллионов человеческих жизней.
Почти ни слова не будет сказано о том, как правительства союзных стран игнорировали призывы СССР об открытии второго фронта и осуществили Операции «Оверлорд» лишь в июне 1944 года с единственной целью не допустить вступления частей Красной Армии в Берлин, но не добились этой цели.
Легенды о якобы решающем вкладе США в победу, которые стремились переформатировать Европу по своим лекалам, в частности, при помощи НАТО, содержат один эпизод, имеющий для нас особое значение: мнимое освобождение концлагеря Маутхаузен американскими войсками.
Эти домыслы повторяются, несмотря на хорошо известную фотографию, на которой в концлагерь американская бронетехника подъезжает к воротам лагеря, у которых стоят сотни бывших узников, а над воротами виднеется огромный плакат: «Испанские антифашисты приветствуют освободителей». Напрашивается вопрос: кто освободил Маутхаузен к моменту прибытия американцев?
История деятельности группы сопротивления внутри концлагеря, во главе которой стояли испанские коммунисты, подтверждена документальными свидетельствами и имеет огромное значение.
В Маутхаузене, в отличие от других немецких концлагерей, где сопротивление истреблению людей практически отсутствовало, в течение четырех лет сложилась крепкая международная подпольная организация, которая спасла сотни человеческих жизней и освободила лагерь до прибытия союзных войск.
Участниками подвига, неизвестного большинству людей и совершенного в тяжелейших условиях, были многие испанцы.
Существует целый ряд документов, но, несомненно, самым известным является рассказ испанского коммуниста Мариано Константе (Mariano Constante), также известного под псевдонимом «нотариус из Маутхаузена». Этот рассказ и лег в основу моей статьи.
Подпольная организация
Организация начала создаваться 22 июня 1941 года. Гитлеровские войска оккупировали одну страну за другой, развязали агрессию против СССР. Казалось, что мир рушится. В тот вечер немцы решили произвести дезинфекцию лагеря и согнали всех узников в гаражи. Они находились там без одежды в сильный мороз. Именно тогда члены Компартии Испании решили организоваться, избрать восьмерых в руководство и попытаться привлечь в свои ряды других соотечественников.
Было создано ядро Международного комитета Маутхаузена. Его главной целью было поддержание морального духа и моральных принципов в обстановки творившихся зверств. Вот что пишет по этому поводу Константе: «Необходимо было довести до сознания узников, что для борьбы внутри лагеря требуются непреклонная воля и уверенность в окончательной победе; противодействие попыткам СС, стремящихся сломать политзаключенных; всеобщая солидарность при любых обстоятельства и в любой момент; отпор уголовникам, пытающимся отобрать у нас нашу скудную пищу; внедрение надежных испанцев в те места работы, где есть возможность помочь остальным, по возможности, также в бараках; сбор информации и наблюдение за эсэсовцами с целью прогнозирования их действий; установление контактов с политзаключенными из других стран.
Члены комитета обеспечивали дополнительное питание наиболее ослабленным, старались освобождать их от наиболее тяжелых работ, продвигать своих людей на должности, которые обеспечат наибольшую мобильность внутри лагеря, прятать больных, чтобы их не ликвидировали, совершать мелкие диверсии, в частности, порчу инструмента, «нанося тем самым пусть и небольшой, но ущерб военному потенциалу Третьего рейха».
Прибытие — в период 1943 и 1944 годов — крупного контингента депортированных французов, социалистов, священнослужителей и особенно бойцов Сопротивления, привело к укреплению Международного комитета и, что особенно важно, к созданию Международного военного механизма (МВМ). Уроженец Арагона Мигель Малье (Miguel Malle) стал начальником штаба МВМ, в который входило четыре человека. Среди них были Артур Лондон, чешский командир Интербригад, и Мариано Константе. В МВМ вошел также советский полковник Пирогов.
Подполье стало работать еще более напряженно, активно собирая информацию при помощи тех, кто убирал кабинеты, нес ночное дежурство. Фотограф Пако Буа (Paco Boix) тайно доставал документы и фотографии, рассказывавшие о зверствах фашистов и визитах фашистских главарей. Члены Комитета особенно следили за соблюдением внутренней дисциплины и конспирацией.
Освобождение
Контекст
Гордон: они прошли через лагеря Третьего рейха
Выжившая в Освенциме
Освенцим, лагерь смерти
В Германии расследуют преступления 50 бывших надзирателей Освенцима
Огромный транспарант, приготовленный и вывешенный испанскими республиканцами, был сфотографирован и приобрел мировую известность.
Когда Международный комитет обратился к американцам, чтобы узнать об их намерениях и рассказать обстановку, старший офицер заявил, что это разведывательный дозор, который отклонился от маршрута, а американские войска находятся в 40 километрах. После того, представители Международного комитета сообщили о том, что эсэсовцы находятся недалеко, «американцы тут же убрались, даже не зайдя на территорию лагеря. Они пообещали скоро вернуться с необходимым вооружением, чтобы защитить нас. Таким образом, мы остались один на один с развитием ситуации…»
«В лагере царила полная неразбериха. Некоторые узники ворвались в оружейную комнату, другие потрошили склады эсэсовцев, где оставалось немного продовольствия. К счастью, у нас была отличная организация и дисциплина военного времени. Члены МВМ оставались на своих местах, в ожидании приказов от нашего штаба. Быстро собрали командиров, чтобы поставить перед ними боевые задачи, и через несколько минут все распоряжения были исполнены». Внутренний порядок был восстановлен, и там, где раньше располагались эсэсовцы, отправлявшие узников в газовые камеры, теперь расположился международный штаб.
Однако борьба не закончилась. Испанские и советские бойцы Маутхаузена вступили в бой с немецкими частями, отступившими из Чехословакии, и обратили их в бегство. Войска под командованием Цирайса и Бахмайера (Bachmayer) находились на другом берегу Дуная и готовились к атаке на Маутхаузен. Чтобы этого не допустить, нужно было перехватить у них инициативу и не дать им переправиться через единственный неразрушенный мост, железнодорожный. Бои, которыми руководил международный штаб Маутхаузена (в них принимали участие прежде всего советские, испанские и чешские бойцы) не дали немецким «Тиграм» пройти через мост.
6 мая немцы предприняли ряд попыток перебраться через Дунай, но потерпели неудачу, хотя и имели танки, артиллерию и пулеметы. У бойцов Сопротивления Маутхаузена были лишь пулеметы и ручные противотанковые гранатометы, которые они похитили у немцев и применяли впервые.
Удар, нанесенный советскими войсками из бассейна реки Энс, вынудил немецкое командование перебросить туда свои войска, в результате чего натиск на восставших узников Маутхаузена ослаб, но схватка все равно продолжалась. «Это было самое что ни на есть Вавилонское столпотворение, где нам приходилось переводить все отданные приказы. Немецким войскам повсеместно были отданы приказы о сдаче, а Берлин уже заняли советские войска. Но мы продолжали сражаться. Другого выхода не было. Мы первыми выступили против фашистской армии и последними должны были выпустить из рук оружие». Наконец, появилась колонна американских танков, и сражение закончилось.
Долгий путь ожидал испанских республиканцев, пока их не приняла Франция. Но это уже другая история.
Этот рассказ не имеет ничего общего с официальной историей. И все же эту борьбу возглавили испанские коммунисты, а участвовали в ней те, кто решил не сдаваться и противостоять отчаянию и смерти.
Возможно, именно поэтому официальная история так старательно замалчивает подобные подвиги. Нас хотят видеть поверженными, ни на что не способными и невежественными. Перед нами стоит задача восстановить красную нить исторической преемственности в борьбе, не только отдать заслуженную дань героям той эпохи, но и понимать, откуда мы и кто.
Примечание: Часть сведений я почерпнул из рассказов брата моей матери Томаса Мартина (Tomás Martín), представителя Коммунистической партии Испании в Международном комитете Маутхаузена. Мариано Константе и Мигель Малье считали его своим братом.
Я написал биографический рассказ о политическом измерении его жизни под названием «Голос, которым я обязан тебе» (La voz a ti debida). Это рассказ о человеке, но также и о героизме, боли, идеологической стойкости и солидарности тысячи мужчин и женщин самого лучшего поколения в нашей истории.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
«В воздухе висел нестерпимо душный запах паленого мяса». Воспоминания узника Дахау и Освенцима
В преддверии годовщины окончания Великой Отечественной войны «Сноб» публикует воспоминания Наума Хейфеца, записанные нашим берлинским корреспондентом. Хейфец, минский еврей, прошел всю систему нацистских концлагерей — от гетто до Освенцима и маршей смерти
Поделиться:
Каждый год в апреле в Германии вспоминают узников нацистских концлагерей. Наум Аркадьевич Хейфец, переживший Минское гетто, где погибла вся его семья, и прошедший Освенцим, Дахау, Майданек и Натцвайлер, до сих пор не может спокойно слушать немецкую речь. Тем не менее он нашел в себе силы приехать в Дортмунд, где мы с ним и встретились. Едва я успеваю открыть рот, худощавый мужчина хрипловатым неприветливым голосом говорит, что лучше бы его оставили в покое. После долгих уговоров рассказать свою историю Наум Аркадьевич сказал:
— А вы знаете, как трещит горелое мясо? А как мы, обессиленные узники, словно кули, вываливались на землю, а затем, выпучив глаза, искали название станции — надо же знать, где мы умрем? — А затем тихо добавил: — Я расскажу свою историю, но вы не зададите мне ни одного вопроса, не попросите меня рассказать подробнее, чем я сам себе могу позволить.
Д о 22 июня 1941 года я жил в Минске со своей семьей: папой, мамой и двумя сестрами. Младшая сестра ходила в школу, старшая училась в университете, а ее муж работал в Ленинграде. Сестре нужно было сдать один экзамен, чтобы окончить университет и переехать к нему со своим полуторагодовалым сыном. Мне же было 18 лет, и я оканчивал вечернюю школу, работал в рекламно-художественной мастерской и встречался с любимой девушкой. Отец как раз получил путевку в Сочи на 22 июня; путь был через Москву, и он поехал 18-го, чтобы еще два дня провести в столице, навестить родственников и друзей.
22 июня, когда началась война, отца с нами не было — в противном случае наша жизнь сложилась бы иначе: он работал на железной дороге, и мы смогли бы уехать. Отцу было уже не отдыха — он тут же оформил билет, чтобы вернуться домой, но смог добраться только до Вязьмы, где пять дней ждал эвакуирующихся из Минска в надежде встретиться с нами или увидеть знакомых, которые смогли бы ему рассказать о нас. В Минск поезда уже не шли.
28 июня Минск был оккупирован немцами. Большая часть населения не успела покинуть город, потому что городские власти призывали жителей соблюдать спокойствие и порядок, не информируя о том, что немцы стремительно наступают, а сами тайно выехали в Могилев. Узнав об этом, люди пытались покинуть город, но было уже поздно: Минск окружили немецкие войска, и жителям, в том числе и нам, пришлось вернуться.
Фото: Вероника Прохорова
Запах хлеба
В 1941 году по приказу немецкого коменданта полевой комендатуры от 19 июля нам пришлось покинуть наш дом и поселиться в еврейском гетто. Если приказ не выполнялся — расстрел. Гетто занимало территорию километр на километр и состояло из 40 улиц и переулков. Жили в тесноте — по шесть-семь семей на четыре комнаты. По приказу немецких властей мы, евреи, носили желтую лату на груди и на спине.
Электричества и магазинов не было, за водой бегали к колонкам. Сестры и я были разнорабочими и иногда получали баланду или кусочек хлеба, который приносили домой и делили между всеми членами семьи. Оладьи делали из картофельных очисток, суп варили из крапивы и лебеды. Рядом работал хлебозавод, весь район пахнул хлебом, а мы каждый день потихоньку умирали с голоду.
Летом 1942 года нас отправили работать на четыре дня, и, когда нас привезли домой, то в квартире на кровати на ватном стеганом одеяле мы увидели запекшуюся лужу крови
После первого погрома (массового убийства евреев; Минское гетто пережило шесть таких погромов, все они были приурочены к советским праздникам. — Прим. ред.) 7 ноября 1941 года в Минское гетто были депортированы евреи из Германии, Австрии и Чехословакии. Некоторых поселили в двухэтажное здание на улице Сухой, где прежде жили евреи, уничтоженные во время погрома. Для евреев Западной Европы — мы их называли «гамбургскими» (первый эшелон с евреями из Западной Европы пришел из Гамбурга. — Прим. ред.) — были созданы два отдельных гетто: зондергетто №1 и зондергетто №2.
«Гамбургским» евреям, вероятно, приходилось сложнее, чем нам. Они не знали языка, не могли просить милостыню. Они не были привычны к суровым климатическим условиям. Но представители нацистского режима относились к ним лучше. Как и нас, евреев Минска, «гамбургских» использовали на черных работах, но некоторым из них удавалось получить работу полегче, например, в госпитале или в сапожной мастерской. Квалифицированных западных ремесленников ценили очень высоко, и они получали больше «льгот» в сравнении с местными специалистами. Но и они не избежали «акций» — так нацисты называли массовые убийства — их уничтожили последними, уже в октябре 1943 года.
В этом гетто я потерял всю свою семью. Первой погибла старшая сестра во время большого погрома 2 марта 1942 года. Летом этого же года нас отправили работать на четыре дня, и, когда нас привезли домой, то в квартире на кровати на ватном стеганом одеяле мы увидели запекшуюся лужу крови. Мать убили, пока нас не было, в собственной кровати. Младшую сестру и племянника тоже убили — где их могилы, я так и не узнал.
Фото: Вероника Прохорова
Чистота и цветы у проходной концлагеря
Меня же в июле 1943 года забрали из рабочего участка в лагерь СС на улице Широкой, где до войны была казарма. Через неделю нас повезли в Люблин, в концлагерь Майданек. Это был первый и последний эшелон евреев, который вывезли из Минска, остальных жителей гетто уничтожили. Белорусов же вывозили на принудительные работы, первоначально целыми семьями и в сопровождении духового оркестра, потом уже принудительно разлучали с родственниками. Их отправляли работать у бауеров (крестьян) в Германии или на заводы.
Прежде чем попасть в лагерь Майданек, мы двое суток ехали в вагоне. Стояла жара, это был уже август 1943 года. По сто человек в каждом вагоне — мы были как селедки в бочке; если упадешь, то уже не поднимешься. Один польский еврей хотел обменять золотые часы за стакан воды, но боялся выйти из эшелона. Попросил надзирателей — те взяли часы часы, а воду не принесли.
О мою спину был однажды сломан карабин
Когда нас привезли в концлагерь Майданек, то сразу построили и приказали: «Сапожники, портные и ремесленники, выходите». Я не мог причислить себя ни к одной из данных профессий: если бы им нужны были маляры, я бы пошел, так как раньше работал художником. Нас оставили в вагонах и отвезли в Будзынь — отделение лагеря Майданек под Красником. Помню проходную с фашистами и собаками. Возле нее — чистота и посажены цветы. Лагерь располагался в чистом поле, вокруг него — два ряда колючей проволоки под электрическим током. Частые вышки с фашистами и пулеметами. Справа и слева — ряды больших деревянных бараков, внутри — двухъярусные деревянные нары, на них — соломенные матрасы и подушки, бумажные сетчатые наволочки. Солома через них пролезала и колола голову.
Каждое утро мы в легкой одежде и деревянных колодках должны были идти семь километров на работу. Нас сопровождали польские полицейские, они на нас кричали, жестоко избивали, травили собаками и заставляли петь маршевые песни. Так мы работали в полях по 18 часов в день от темна до темна. О мою спину был однажды сломан карабин (короткоствольная винтовка. — Прим. ред.), было очень больно. Меня товарищи с двух сторон подхватили, так как я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Фото: Вероника Прохорова
«Мы, конечно, знали, что такое Освенцим»
Летом 1944 года, когда началось наступление на Варшаву, нас эшелонами привезли в город Радом, оттуда пешком погнали в город Томашов. Мы прошли расстояние в 200 километров за четыре дня. Нас сопровождали несколько гужевых повозок, которые подбирали тех, кто не мог одолеть 50 километров в день. Когда повозки переполнялись, были слышны автоматные очереди — и повозки снова могли подбирать тех, кто не в силах продолжать путь. В Томашове мы три дня рыли окопы, затем нас эшелонами отправили в Освенцим.
Еще за много километров до Освенцима в воздухе висел нестерпимо душный запах паленого мяса. Конечно, мы знали, что такое Освенцим, и ни один из нас не проронил ни слова: наши глаза были обращены на бжезинский лесок и пылающий огонь (в июле в Освенциме продолжалась «венгерская акция» (Ungarnaktion) — за три месяца было задушено газом и сожжено около 500 тысяч евреев. Крематориев не хватало, и в бжезинском лесу выкопали глубокую яму, чтобы в ней сжигать тела людей. Этот огонь и видел Наум Аркадьевич. — Прим. ред.).
Помню пухлый оттопыренный палец офицера, которым он указывал, кого куда
Прибыв на место, мы еще долго оставались в закрытых вагонах. Потом на соседний путь прибыл еще один эшелон. Очевидно, где-то ликвидировали гетто, а немцы разрешили брать с собой то, что на тебе, и по одному чемодану. Из вагонов вывели прилично одетых людей разного возраста и пола с шестиугольными звездами Давида, построили и прямиком отправили в газовые камеры. Затем пришли человек тридцать из зондеркоманды, в полосатых робах, вынесли чемоданы, помыли и продезинфицировали вагоны.
Когда отогнали состав, нас вывели из вагонов на перрон. Это был конец железнодорожного пути. Тупик. Впереди — ограда из колючей проволоки. Прямо по ходу за ней играл большой симфонический оркестр. Пюпитры. Дирижер, музыканты — все в полосатых концлагерных робах. Когда нас вывели на перрон, сразу отделили женщин и детей. Помню пухлый оттопыренный палец офицера, которым он указывал, кого куда, при этом сама рука была за пазухой. Отобрали также пожилых, больных и тех, кто, по их мнению, был малопригоден в качестве рабочего скота. Их построили и всех без исключения отправили в газовые камеры. Нас, мужчин, загнали обратно вагоны и отправили в Мюнхен, а на следующий день на машинах привезли в концлагерь Вайхинген, отделение базового концлагеря Натцвайлер.
«Мы теряли человечность»
Затем я попал в лагерь Хеппенхайм — это другое отделение концлагеря Натцвайлер. Начальником там был эсэсовец, имел звание оберштурмбанфюрер (SS-Obersturmbannführer, подполковник. — Прим. ред.). Он любил потешаться над нами. Например, по воскресеньям мы не работали. Он подходил к проволоке (его деревянный домик находился в десяти метрах от лагеря), держа в руках полбуханки хлеба, ждал, когда соберется побольше людей — мы шли к этой булке, как голодные волки, — и бросал его через решетку. Ему доставляло удовольствие смотреть, как мы вырываем эту булку друг у друга, деремся, падаем. В этот момент мы теряли человечность, и ему это нравилось.
После взрыва все легли на пол, и я обнаружил, что у меня по затылку течет кровь. Но я не был ранен — на мне лежал незнакомый мужчина, которого убило тяжелой доской
Зимой, опять же в лагере Хеппенхайме, этот оберштурмбанфюрер строил нас: первая шеренга делает четыре шага вперед, вторая шеренга — два шага вперед, третья стоит на месте, четвертая — два шага назад. Приказывал разомкнуться на вытянутые руки, снять головные уборы — полосатые шапочки, вывернуть их наизнанку, положить на снег, снять куртки и штаны, тоже положить на снег. Деревянные колодки можно было оставить на ногах. Оберштурмбанфюрер заставлял нас делать гимнастические упражнения, чтобы мы не окоченели: бег на месте, приседания, прыжки. Так он мог продержать нас больше двух часов. Но мы замерзали — мы же были совершенно голыми, а потом надевали на себя мокрую одежду. «Сердобольному» начальнику казалось все это весьма забавным.
Фото: Вероника Прохорова
«Транспорты» обреченных людей
После налета немцы пересчитали нас, погрузили в новый эшелон и повезли в Дахау. Не успели мы там пробыть и неделю, как 26 апреля 1945 года нас опять погрузили в вагоны — с наступлением американских войск Гиммлер приказал уничтожить газовые камеры и крематории, а трудоспособных узников эвакуировать вглубь германской территории маршами смерти. Нас погнали на минные поля в Тирольские горы — фашистам нужно было ликвидировать столько людей, что никакие крематории с этим бы не справились.
Убийцы хотели уничтожить нас как последних свидетелей их злодеяний. Но, чтобы иметь представление о масштабах преступления перед человечеством, недостаточно знать о «марше узников на Тироль». С начала войны и до последнего дня Рейха по всем оккупированным странам и в самой Германии двигались этапы обреченных людей. Работоспособные мужчины направлялись в концлагеря, где погибали от непосильного труда и голода, болезней и побоев, пожилые люди, женщины и дети уничтожались в лагерях смерти немедленно. Этих лагерей было много десятков, а этапов — тысячи.
Мы никогда не знали, в какой этап попали, куда нас везут или ведут. Но в большинстве случаев оказавшимся на месте назначения жить оставалось несколько часов. От смерти их отделяло время пешего перехода из вагона до места гибели. Не было спасения и тем, кого отбирали на работу внутри лагерей смерти. Им была уготована та же участь, что и остальным, только немного позже, иногда до прихода следующего эшелона. Свидетели нацистам были не нужны.
Бежать, спастись из этого ада было невозможно — слишком хорошо была отлажена машина смерти, почти безотказно. Однако сбои все же бывали, иначе мы, выжившие, не сидели бы перед вами.
Фото: Вероника Прохорова
Ария Каварадосси
Во время «марша смерти» мы ехали уже в открытых вагонах. На каждый вагон приходилось три эсэсовца. Нашим было лет по сорок. Мы ехали два дня, нам не разрешалось разговаривать. Услышат слово — тут же хватались за автоматы и не церемонились. Один заключенный попросил по-немецки разрешение у эсэсовцев спеть 2-ю арию Каварадосси из оперы Пуччини «Тоска». Ему разрешили, и он спел на итальянском языке. Поневоле завязалась беседа, мол, где он научился профессионально петь, откуда знает итальянский язык. Оказалось, он учился в Миланской консерватории. Даже фашисты убедились, что узник-то этот не совсем безмозглое быдло и пушечное мясо, что человек имеет образование и талант. Обстановка разрядилась, больше никто не хватался за автоматы. Они с нами заговорили.
Нас освободили 30 апреля, лагерь Дахау — на день раньше. Наш эшелон остановили у железнодорожного моста американцы. Это были наши спасители. Помню, в руки сунули пачку сигарет и плитки шоколада.
Среди нас был один подросток, который где-то стащил полмешка кур. Мы ощипали трех кур, развели огонь. Вода еще не успела закипеть, как подъехала машина Красного Креста. Нас спросили, если ли среди нас те, кто нуждается в медицинской помощи. Указали на меня. Пришлось поехать в госпиталь. Было обидно, ведь я не успел поесть курятины. Но это меня и спасло — добрая половина узников погибла после освобождения: люди наедались жирного и умирали.
«В 23:30 мы слушаем Москву»
Я попал в госпиталь — в каком городе он был, я не знаю, но помню его номер — 119. Там я первым делом спросил литературу на русском языке, ведь мы же столько лет слова русского не видели. Никаких газет или книг в госпитале не оказалось, зато 5 мая нам принесли радиоприемник — так к нему было не подойти, потому что вокруг собрались все бывшие узники со всей Европы. Мы были несколько лет оторваны от жизни, и каждый хотел что-то услышать о своей стране. Я им сказал, что в течение дня они могут слушать всё, что хотят, но в 23:30 мы слушаем Москву. С этим все согласились. Ровно в полдвенадцатого включили Москву и услышал новости на русском языке. Радость была невообразимая. Новости были о том, что взято в плен 98 немецких генералов, а также 20 тысяч беспорядочно сдавшихся в плен солдат. После того как часы пробили полночь, я ждал, что зазвучит «Интернационал», но его не было. После новостей — концерт симфонической музыки. Оказывается, гимн отменили, но я об этом не знал.
В госпитале я пробыл два месяца, потом попал в лагерь для репатриантов. Через три дня была отправка эшелона на восток, домой, в Минск, но на границе меня мобилизовали в советскую армию, в танковый полк 17-й дивизии. Родной Минск я увидел только в 1947 году. Отца своего я так и не нашел.
До войны я любил немецкий язык. У меня был патефон, и я слушал пластинки с немецкой маршевой музыкой. После войны, если по радиоприемнику или телевизору слышал немецкую речь, сразу же уходил, потому что меня всего трясло. И до сих пор трясет.