что делали в чернобыле на атомной станции
Минуты страха: хроника аварии на Чернобыльской АЭС
То, что впоследствии назовут крупнейшей технологической катастрофой XX века, начиналось как обычный эксперимент. В ночь с 25 на 26 апреля сотрудники Чернобыльской АЭС остановили 4-й энергоблок станции и приступили к испытанию турбогенератора. При этом была отключена система аварийного охлаждения. Суть эксперимента заключалась в том, чтобы остановить реактор и замерить генераторные показатели. Ученые собирались снизить мощность энергоблока с 3200 до 700 мегаватт. Провести испытание так называемого режима «выбега ротора турбогенератора» предложили в московском институте «Гидропроект». Если бы все прошло успешно, то в перспективе у станции появился бы дополнительный источник энергии на случай обесточивания. Но история, как известно, не знает сослагательного наклонения.
Что стало причиной аварии – несовершенство техники или человеческая халатность? По этому поводу велось много расследований, и единого мнения нет до сих пор, что оставляет широкое поле для дискуссий, инсинуаций и откровенных фантазий. Но реальность от этого не меняется: она до сих пор с укором взирает на нас сквозь пустые «глазницы» брошенных многоэтажек, ржавое колесо обозрения над Припятью и свинцовые гробы тех, кто умер, даже не успев произнести фразу «лучевая болезнь».
По сути, сейчас уже не так важно, что именно стало причиной катастрофы и понесли ли наказание все, кто был в ней виновен. В итоге наказание за Чернобыль понесло все человечество. И сегодня, в 35-ю годовщину той ночи, единственное, что мы можем сделать – это в очередной раз вспомнить о том, что случилось 26 апреля 1986 года, прожить этот день заново и наконец извлечь болезненные уроки, которые он преподнес нам. В этом материале мы постарались передать хронологию тех событий и рассказать об аварии, которая длилась несколько секунд, а повлияла – на целый век.
25 апреля 1986 года. Первый день испытаний
Работники станции начали постепенно снижать мощность реактора. Ученые готовились испытывать турбогенератор под номером 8. Они хотели проверить, как работает режим «выбега ротора турбогенератора». Ротор – это вращающаяся часть двигателя. Режим «выбега» позволил бы использовать кинетическую энергию, накопленную внутри ротора, для обеспечения станции электричеством в случае экстренных ситуаций. Однако прежде такой режим на АЭС с реакторами большой мощности в СССР не использовали. Вернее, попытки были – на ЧАЭС испытания проводились трижды, но ни одно не завершилось успешно. Во всех случаях напряжение в реакторе падало быстрее, чем планировалось. Об этом знали все, включая заместителя главного инженера станции Анатолия Дятлова, который в ту ночь находился за пультом управления мощности генераторов. Но даже зная об этих провалах и об аварии, которая произошла на станции в 1982 году (9 сентября 1982 года во время пробного пуска 1-го энергоблока был разрушен один из технологических каналов реактора, графитовая кладка активной зоны была деформирована), Дятлов все равно решил следовать инструкциям до конца.
Тепловая мощность реактора снижена до 1600 МВт. Это в два раза меньше его номинальной мощности. Мощность ЧАЭС планировали снизить до минимума. Испытания должны были проходить при мощности 700-1000 МВт тепловых (22-33% от общего заряда реактора).
Постоянная тепловая мощность реактора установлена на отметке 1500 МВт.
Турбогенератор №7 отключен.
Отключена система аварийного охлаждения реактора. В это же время диспетчер Киевэнерго требует отсрочить эксперимент из-за нарушения энергоснабжения Киева. Снижение мощности приостановлено.
Запрет диспетчера отменен, происходит дальнейшее снижение мощности. Реактор работает на минимально контролируемом уровне тепловой мощности – 700 МВт. И здесь мы подходим к точке невозврата, после которой остановить катастрофу было уже невозможно. Дело в том, что из-за длительной работы на пониженных мощностях в реакторе произошел процесс, называемый «ксеноновым отравлением». В течение 25 апреля пик отравления был успешно пройден, начался обратный процесс – разотравление. К тому моменту, когда диспетчер вновь разрешил понижать мощность реактора, оперативный запас реактивности в нем практически достиг исходного значения и продолжал расти. Однако Дятлов не смог остановиться и приказал понизить мощность до критических 500 МВт. После этого процесс отравления возобновился.
26 апреля 1986 года. Второй день испытаний
Согласно записям в оперативном журнале, мощность реактора в это время находилась на отметке 720 МВт, затем по неустановленной причине снизилась до 500 МВт. В полночь на дежурство заступает персонал ночной смены. Это – совсем молодые, неопытные инженеры-операторы, однако, невзирая на возраст, их квалификация считается достаточной для проведения подобных экспериментов. Как рассказывали впоследствии некоторые очевидцы катастрофы, молодые специалисты говорили Дятлову о том, что реактор нестабилен и в таких условиях продолжать испытания нельзя. Но тот якобы жестко пресекал любые попытки неподчинения и угрожал сотрудникам увольнением. Испуганные и не знающие, у кого спросить совета, инженеры были вынуждены подчиниться приказам старшего.
Начинается переход с локального на общее регулирование мощности, в ходе которого по неизвестной причине (Дятлов расценил ее как ошибку системы) мощность реактора резко падает до 30 МВт. Чтобы увеличить мощность, оператор производит подъем всех контрольных графитовых стержней реактора. Через несколько минут удается стабилизировать мощность на уровне 160-200 МВт. При этом оперативный запас реактивности продолжает неуклонно падать – отравление в реакторе продолжается. Операторы принимают решение продолжить извлекать стержни ручного регулирования.
Начиная с 00 часов 34 минут 03 секунд, с интервалом в 8-10 минут в оперативном журнале зафиксировано 6 сигналов об аварийных отклонениях в реакторе.
В банке реактора осталось всего шесть стержней, тогда как их минимально допустимое количество – 26.
Технический руководитель испытаний Геннадий Метленко произносит команду о включении осциллографа. Подготовка к испытаниям завершена. Эксперимент начался. Обороты насосов, подключенных к выбегающему генератору, снижены, из-за чего реактор испытывает тенденцию к увеличению мощности. Однако на протяжении почти всего эксперимента поведение мощности не внушало опасений.
Старший инженер управления турбиной Александр Топтунов поворачивает ключ защиты турбины. Параллельно с этим старший мастер электроцеха Григорий Лысюк нажимает кнопку МПА. Это кнопка, установленная на панели безопасности специально для испытания выбега. Ее цель – сымитировать сигнал аварии.
Именно в этот момент началась катастрофа. Нажатие кнопки должно было заглушить реактор, но недостаточное количество стержней, оставленное в банке реактора, а также недостаток конструкции, проявившийся не снижением реактивности, как ожидалось, а, напротив, ее увеличением, не дали реактору остановиться. В итоге он вышел из-под контроля и начал разгоняться.
Реальная мощность реактора составила 320000 МВт – это в 100 раз больше его номинальной мощности.
Регистрирующие устройства зафиксировали различные аварийные сигналы, свидетельствующие об очень быстром росте мощности. Затем регистрирующие системы вышли из строя.
Работники станции услышали два мощных удара.
Верхняя плита весом в 1000 тонн треснула, и раскаленные части активной зоны вырвались наружу. Четвертый энергоблок полностью уничтожен.
27 апреля город Припять, в котором проживали 47,5 тысяч человек, был эвакуирован. В последующие дни все население, проживающее в радиусе 10 километров от ЧАЭС, также было эвакуировано. Всего в течение мая 1986 года из 188 населенных пунктов в 30-километровой зоне отчуждения вокруг станции были отселены около 116 тысяч человек.
Мощный пожар в реакторе продолжался 10 дней. За это время в окружающую среду было выброшено порядка 380 миллионов кюри радиоактивных веществ.
В первые три месяца после аварии от воздействия радиации скончался 31 человек. Среди ликвидаторов 134 человека перенесли острую лучевую болезнь той или иной степени тяжести. По официальным данным Всемирной организации здравоохранения, представленным в 2005 году, в результате аварии на Чернобыльской АЭС могло погибнуть в общей сложности до 4000 человек.
«Радиация имеет вкус»: чернобыльская катастрофа глазами очевидцев
На устранение последствий взрыва четвертого реактора Чернобыльской АЭС 35 лет назад были брошены лучшие специалисты страны: физики, химики, инженеры, медики, военные. О том, как спасали первых пострадавших в московской клинической больнице № 6, как солдаты химических войск расчищали территорию от кусков ядерного топлива из разорвавшегося реактора и какие средства защиты использовали в опасной зоне, «Известиям» рассказали участники ликвидации последствий страшной аварии.
«Врачи работали на износ»
Первых пострадавших от радиации после взрыва на Чернобыльской АЭС доставили в Московскую клиническую больницу № 6. Сейчас это одно из учреждений ГНЦ Федеральный медицинский биофизический центр им. А.И. Бурназяна ФМБА России. Рассказывает врач-гематолог, ведущий научный сотрудник центра Михаил Кончаловский, принимавший участие в лечении чернобыльцев.
— Пострадавшие начали поступать в шестую клиническую больницу в первые два дня после аварии. В итоге около 200 человек заняли шесть этажей девятиэтажного главного здания. К нам привозили людей разной степени облучения, поэтому стояла задача в короткие сроки правильно и грамотно квалифицировать степень тяжести лучевой болезни в каждом конкретном случае. Профессионально мы к этому были абсолютно готовы, так как наше клиническое учреждение тогда уже накопило значительный опыт работы в этой области. Перед такой лавиной пациентов не спасовали, так как обладали специальными навыками.
В тот момент больница, естественно, была заполнена другими пациентами. Абсолютное большинство находившихся в палатах пришлось выписать или перевести в другие медучреждения. Сначала оставили онкобольных, но и их потом, к сожалению, пришлось выписать, так как для лечения чернобыльцев потребовались специальные стерильные палаты, где могли находиться пострадавшие с максимальным угнетением кроветворения и отсутствием иммунитета. За два-три дня больницу полностью освободили под чернобыльцев.
Многие пациенты были облучены тотально или, другими словами, относительно равномерно. Особенность такого общего лучевого поражения в том, что даже у крайне тяжелых больных, с третьей и четвертой степенью лучевой болезни, возникает так называемый латентный период, или период скрытого благополучия, занимающий, как правило, 7–10 дней. И вот как раз за эти дни нам нужно было определить дозу облучения каждого, провести диагностику, чтобы уже точно сформировать группу наиболее тяжелых. В нее вошло приблизительно 30 человек.
От абсолютного большинства пациентов, лежащих в палатах, радиоактивное излучение не исходило. Исключение составили два крайне тяжелых больных, у которых большие количества радионуклидов попали внутрь организма. Дозиметрист не разрешал даже останавливаться в коридоре возле дверей этих двух палат. Одного пострадавшего я помню — это был Виктор Дегтяренко, дежурный оператор реакторного цеха.
Среди тяжелых было более 20 пациентов, которые кроме облучения, то есть поражения кроветворения, имели еще и лучевые ожоги, занимающие большую поверхность тела. При такой ситуации человека очень трудно спасти, так как это сочетание, как правило, несовместимо с жизнью. Но мы пытались. Проводили огромную терапевтическую работу. Прежде всего защищали от инфекций, где центральное место занимают антибиотики, противогрибковая и противовирусная терапия. Затем, а особенно это коснулось ожоговых больных, переливали огромные объемы жидкости. Спустя неделю начали проводить трансфузии плазмы, тромбоцитарной и эритроцитарной массы.
6-я городская клиническая больница, в которую доставлялись пострадавшие в результате аварии на Чернобыльской АЭС. Осмотр пациента в одной из палат больницы
Более чем 10 пациентам сделали пересадку костного мозга. Но, к сожалению, эта операция не стала панацеей, как рассчитывали. Она могла помочь тем, у кого было тяжелое угнетение кроветворения, но при условии отсутствия сильных ожогов и лучевого повреждения других органов. В наших случаях пересадка не помогала, хотя при других болезнях крови зачастую она может быть инструментом спасения.
К сожалению, наши возможности и тогда и сейчас не безграничны, и первые поступившие чернобыльцы начали погибать через две недели и затем в течение мая. Всего скончались 27 человек, их похоронили на Митинском кладбище Москвы.
Судьба остальных больных складывалась по-разному в зависимости от степени лучевой болезни. Половину из поступивших выписали в течение 10 дней, так как определили у них очень незначительные дозы облучения. Были и те, кто совсем не облучился. К лету восстановились чернобыльцы со средней и легкой степенью заболевания. Но отдельные пациенты у нас лежали до глубокой осени 1986 года, особенно те, у кого были ожоги, потому что у них образовывались лучевые язвы и приходилось использовать хирургическое лечение.
Работая с облученными пациентами, некоторому риску загрязнения подвергали себя и врачи. Когда пострадавшие поступали в приемное отделение, то аппаратура фиксировала у них наличие изотопов на коже, но прежде чем разместить по палатам, их отмывали. Участвующие в этих процедурах пачкались, в том числе и я. Но это было поверхностное загрязнение: кожи, одежды. С некоторыми вещами приходилось расставаться. Мне, например, пришлось выкинуть любимые летние ботинки — они были безнадежны.
Пострадавшая от аварии на Чернобыльской АЭС девочка на больничной койке в детском хирургическом центре
Кроме лечения на многих из нас была обязанность не совсем медицинская, а утешительно-психологическая. Неоднократно я выходил во двор больницы, где собирались жены, дети, матери и другие родственники чернобыльцев — огромная толпа, и докладывал о состоянии каждого пострадавшего. В сериале «Чернобыль» одна из жен якобы проникла к мужу в палату, но это очевидный художественный вымысел, в жизни такого быть просто не могло, исключено совершенно.
Для меня это было настоящее военное время. Домой уходил ночью, да и то не всегда. Врачи работали на износ, но я был молодым и особой усталости не чувствовал.
Мы получили бесценный опыт одновременного лечения больных с разной степенью лучевого поражения кроветворения. Впоследствии на этой основе было создано огромное количество научных, методических и учебных материалов, на которых многие годы и базировалась радиационная медицина.
«Нам досталась самая опасная зона»
Ликвидацию последствий аварии взяло на себя Минобороны. Военные расчищали территорию, покрытую радиоактивными кусками разорвавшего реактора и радиационной пылью, принимали участие в дезактивации зараженной зоны. Вспоминает экс-командир 21-го полка химической защиты Ленинградского военного округа полковник Александр Степанов.
— В конце июля 1986 года я был назначен командиром 21-го полка химической защиты ЛенВО, который до отправки в Чернобыль был укомплектован солдатами-срочниками и располагался в деревне Ивантеево Валдайского района. Через две недели после аварии в состав полка влились запасники, которым было уже за 30, — из Карелии, Вологды, Череповца, Пскова, Новгорода. Всего полторы тысячи человек. В район Чернобыля мы прибыли 15 мая и буквально через пару дней включились в операцию по ликвидации последствий аварии. Я принял полк 1 августа 1986 года и командовал им до 6 ноября 1987-го.
Экс-командир 21-го полка химической защиты Ленинградского военного округа полковник Александр Степанов
Нам досталась фактически самая опасная зона — крыша турбозала и прилегающая к нему территория. Отдельной задачей была очистка кровли третьего блока, фактически единой с четвертым блоком, где зиял огромный провал. На дне его находился разрушенный реактор, в котором продолжалось горение. Вся крыша третьего блока была густо засыпана спекшимися кусками твэлов, начиненных урано-плутониевой смесью, и графита, излучающих тысячи рентген в час. Их нужно было как-то убирать. В условиях страшной радиации ни одна электронная система не работала. Способ был единственный — солдат с лопатой. Вообще, в Чернобыле многие работы приходилось выполнять вручную, совковыми лопатами, потому что в условиях разрушенной станции никто, кроме человека, просто не мог с этим справиться.
Затем он облачался в тяжелый свинцовый фартук и по команде старшего выбегал из укрытия — бетонной «будки» выхода на крышу, добегал до назначенного места, цеплял на лопату кусок твэла, сбрасывал его в пролом четвертого блока и бежал обратно. Время работы — 20–30 секунд. После чего солдата отправляли вниз, в безопасную зону, а на смену ему шли следующие. Трудились только добровольцы. Всего мы здесь на крыше отработали месяц. За эту работу всем участникам заплатили в тройном размере.
Чернобыльская АЭС. Съемка проведена 9 мая 1986 года, две недели спустя после аварии
Была определена максимальная доза, считавшаяся безопасной, — 25 рентген за три месяца службы. За сутки не больше 2 Р/ч. Работали по секундомеру. Пока одни скидывают твэлы, другие ждут своей очереди в укрытии, которыми обычно являлись подземные сооружения станции — водозаборные станции, хранилища разные. Там тоже фонило, но намного слабее. Когда солдат набирал 21–22 рентгена, мы снимали его со станции и переводили на хозработы. Это позволяло и «недобирать» максимальную дозу, и нормально обеспечивать работу тыла. Людей мы берегли, что бы сейчас ни говорили некоторые некомпетентные эксперты.
Мне как командиру приходилось скрывать свои рентгены. Иначе и полгода полком не прокомандовал бы. К концу срока я нахватал 75 Р/ч, но записал как 25. Под конец уже слегка «светился».
Особо подчеркну, что в районе станции и вокруг неё действовал жесточайший сухой закон. Мы за этим следили очень строго. Любого употребившего сразу выгоняли, а это для человека было самое страшное наказание.
Обработка территории Чернобыльской атомной электростанции дезактивирующим раствором
Радиация имеет вкус. При работе в зоне радиоактивного заражения во рту очень скоро появлялся металлический привкус. Потом на коже возникало ощущение, что находишься на ярком солнце, затем возникала сухость в горле и характерные «радиационные» кашель и осиплость.
Самым трудным для меня тогда было отвечать на вопрос солдат: «А что с нами потом будет?» Ответа на него у меня не было. Мы выполняли свой долг перед Родиной, а что будет потом, не знали. До сих пор нет единого понимания воздействия радиации на организм. Это очень индивидуальное дело. Я знаю нескольких ребят, кто в Чернобыле полностью излечился от астмы. Но также несколько ликвидаторов умерли от открывшегося внезапно туберкулеза, буквально за две недели сгорели. Понятное дело, что Чернобыль здоровья никому не добавил и все льготы ликвидаторам полагались заслуженно. Я ни минуты не жалел и не жалею, что в моей жизни были 15 месяцев этой трудной и чрезвычайно опасной работы.
«Лепестки» носили все»
Главный научный сотрудник отдела промышленной радиационной гигиены ФГБУ ГНЦ ФМБЦ им. А.И. Бурназяна ФМБА России, доктор технических наук, инженер-физик Владимир Клочков приехал на Чернобыльскую АЭС через три недели после аварии и принял участие в организации индивидуальной защиты ликвидаторов. Вот что он рассказал «Известиям» о событиях тех лет.
— В апреле 1986 года я работал в отделе средств индивидуальной защиты Института биофизики, окончив Московский инженерно-физический институт по специальности «дозиметрия — защита от излучений». Наша лаборатория отрабатывала методические основы эксплуатации и дезактивации средств индивидуальной защиты (СИЗ).
После аварии на Чернобыльской АЭС перед сотрудниками института поставили задачу обеспечить ликвидаторов средствами индивидуальной защиты. Для ее решения многие наши специалисты выехали на предприятия — изготовители СИЗ для оказания помощи в организации выпуска наиболее нужных изделий в максимально возможных объемах и организации их поставки на ЧАЭС. А на самой ЧАЭС необходимо было оперативно решить сложные проблемы эксплуатации и дезактивации СИЗ.
Главный научный сотрудник отдела промышленной радиационной гигиены ФГБУ ГНЦ ФМБЦ им. А.И. Бурназяна ФМБА России, доктор технических наук, инженер-физик Владимир Клочков
Чернобыль накануне катастрофы Постоянные ЧП и хищения: что происходило на Чернобыльской АЭС до аварии?
26 апреля весь мир в очередной раз вспоминает крупнейшую катастрофу в истории атомной энергетики: ровно 35 лет назад на Чернобыльской АЭС взорвался реактор в четвертом энергоблоке. Ранее на Украине рассекретили очередной пакет документов о работе станции накануне аварии. Изучение их объясняет, почему критическую ситуацию поначалу не восприняли всерьез — всевозможные ЧП были привычным делом на станции. Строительство велось с грубыми нарушениями, не соблюдалась техника безопасности, полноценная охрана отсутствовала. Как следствие, несчастные случаи носили массовый характер, равно как и хищение дорогостоящего оборудования. Не лучшим образом обстояли дела и с бытовыми условиями в городе энергетиков — Припяти. Опубликованные материалы изучила «Лента.ру».
Книга «Чернобыльское досье КГБ» — уже второе издание, подготовленное сотрудниками архива Службы безопасности Украины и Украинского института национальной памяти. В нее вошли 229 документов о строительстве и работе станции, 190 из которых опубликованы впервые. В основном это материалы органов КГБ УССР, которые следили за происходящим на Чернобыльской АЭС через своих агентов и доверенных лиц, завербованных среди работающих на станции. Документы, попавшие в новую книгу, охватывают период с 1971 по 1986 год, до возведения после аварии саркофага «Укрытие» над четвертым энергоблоком.
Сплошной брак
Проблемы на ЧАЭС начались задолго до взрыва. Так, в 1973 году сотрудники КГБ докладывали о неудовлетворительной работе арматурного цеха и проблемах при укладке бетона. Прочность арматуры не соответствовала проектной, но это никого не смущало — чертежи уже потом подчищали под то, что построили по факту.
Фото: из личного архива Сергея Якунина / pripyat-city.ru
В 1976 году на ЧАЭС поступили бракованные трубы. О том, что они непригодны для эксплуатации, знали абсолютно все — и главный инженер строительства, и директор станции Виктор Брюханов, и директор предприятия-изготовителя. Тем не менее трубы приняли и пустили в строительство, продлив контракт на дальнейшие поставки. И даже доклад инспекторов в Киевский обком ничего не изменил.
Не только с трубами была такая история. ЧАЭС делали из некачественной облицовочной плитки и кирпича, а Ижорский завод имени Жданова в Ленинградской области отправил в Чернобыль непригодный для установки напорный коллектор для атомного реактора. В материалах КГБ постоянно отмечается, что начальство знало о тех или иных нарушениях, но ничего не делало, чтобы исправить ситуацию и наказать виновных.
По мнению многих специалистов, работающих на строительстве АЭС, низкое качество производимых работ на отдельных участках является результатом слабого контроля со стороны главного инженера строительства Лукова И.П.
К проблеме некачественного оборудования и стройматериалов и непродуманной логистики прибавлялись и нехватка рабочих рук, и слабая организация труда, и неквалифицированный подбор кадров, так что сроки сдачи первого энергоблока в итоге были сорваны — его запустили в 1977 году, а не в 1974-м. Вероятно, тянули бы и дольше, если бы не попытка Москвы подстегнуть строительство Чернобыльской АЭС.
В одном из опубликованных документов говорится, что в мае 1976 года в Чернобыль прибыла выездная коллегия Министерства энергетики СССР под председательством министра Петра Непорожнего. В состав делегации вошли первый секретарь Киевского обкома и инструктор ЦК КПУ. В их присутствии вопрос о сроках запуска не поднимался.
Однако после отъезда партийного руководства Непорожний собрал всех начальников главков и потребовал закончить работы в 1976 году любой ценой. Радиационное заражение явно пугало чиновников меньше, чем гнев столичных начальников, так что и техника безопасности соблюдалась на соответствующем уровне.
Лишь бы успеть
Многочисленные нарушения, тем более молчаливо одобряемые на высоком уровне, разумеется, приводили к авариям. Причинами становились и некачественное оборудование, и человеческий фактор, ведь дисциплина и технология работ на предприятии откровенно хромали. К примеру, в 1976 году по вине одного из прорабов были повреждены баки хранилища жидких отходов. Случившееся, разумеется, попытались скрыть. Баллоны с хлором на ЧАЭС не имели предохранительных клапанов и заглушек, что было чревато утечкой.
Электрооборудование, в том числе контрольно-измерительные приборы, не соответствовало требованиям. А в одном из документов 1983 года отмечалось, что в ходе эксплуатации трех действующих энергоблоков наблюдается «постоянная недовыработка поступающего на станцию ядерного топлива и отсутствие четкого контроля за его использованием».
Процедура охлаждения реактора на Чернобыльской атомной электростанции, 1985 год
Фото: Василий Литош / РИА Новости
Самая крупная авария за тот период случилась в сентябре 1982 года на первом энергоблоке во время пробного пуска реактора. При подъеме его мощности произошел разрыв одного из каналов. Простой энергоблока составил три месяца, ущерб — 33 миллиона рублей. В ходе расследования было выявлено 20 грубейших нарушений технологического регламента по эксплуатации I и II очередей станции, а также серьезные недоработки в самом регламенте. Жители Припяти распространяли «искаженные слухи» о случившемся, отмечали в КГБ.
Авария привела к утечке радиации. В нескольких километрах от ЧАЭС было зафиксировано повышение радиоактивности верхнего слоя почвы и растений. На земле в хуторе Чистогаловка обнаружили труднорастворимые, так называемые горячие частицы, которые при попадании в организм человека могли вызвать тяжелые заболевания. При этом, как подчеркивалось в одном из документов, «через официальные и оперативные возможности приняты меры по недопущению утечки результатов работы комиссии».
Имеют место факты, когда отдельные руководители сознательно идут на грубейшие нарушения технологических норм ведения строительства, думая только о том, как быстрее сдать объект, не заботясь о его будущем и возможных трагических последствиях
Судя по рассекреченными материалам, у властей была информация не только о нарушениях и авариях при строительстве и работе ЧАЭС, но и о дефектах самого проекта станции, которые могли привести к опасной ситуации. В одном из документов УКГБ СССР по Москве и Московской области, датированном весной 1983 года — то есть за три года до аварии, — прямо говорилось, что Ленинградская, Курская и Чернобыльская АЭС из-за конструкции реактора РБМК-1000 являются наиболее опасными с точки зрения их дальнейшей эксплуатации, что может иметь «угрожающие последствия».
Заходи кто угодно
Нарушения при строительстве объектов ЧАЭС приводили не только к выходу из строя оборудования и угрозе распространения радиации, но и к несчастным случаям.
В документах описываются происшествия: два сварщика получили тяжелые ожоги из-за грубого нарушения техники безопасности, у одного из них было поражено до 55 процентов тела; слесарь упал в вентиляционную шахту, которая не была огорожена, получил сотрясение мозга и перелом обеих ног. Многие руководители умышленно скрывали несчастные случаи, выборочная проверка выявила 20 таких попыток.
Отдельной проблемой на Чернобыльской АЭС было нарушение пожарной безопасности. Одна из проверок показала, что руководство станции проявляет в этом вопросе «беспечную халатность». Автоматические системы пожаротушения и сигнализации находились в плохом состоянии, подъездные пути к объектам АЭС не расчищались от снега, склады были захламлены и не оборудованы пожарной сигнализацией.
Всего проверяющие обнаружили около 15 грубейших нарушений, которые могли привести к ЧП. О них сообщили в УВД Киевского облисполкома, однако там заявили, что проверка объектов строительства займет много времени, а МВД УССР данной задачи перед ними не ставило.
Передовая бригада слесарей-монтажников турбинного цеха. Чернобыль, 1 мая 1977 года
Фото: В. Лысенко / ТАСС
Чернобыльская АЭС зачастую была беззащитна не только перед возможными пожарами. Серьезную опасность представляла недостаточная охрана. В докладной записке 1976 года начальнику КГБ по Киеву и Киевской области Николаю Вакуленко утверждалось, что на атомных станциях в РСФСР соблюдается «строжайший режим». Это способствует своевременному вводу объектов в строй и дает определенную гарантию от возникновения ЧП. На строительстве же Чернобыльской АЭС какой-либо режим отсутствует, а на замечания по этому поводу директор станции Брюханов и начальник управления строительства Василий Кизима отделываются «одними заверениями».
Штат ВОХР был недоукомплектован. Для охраны важных объектов, в том числе реакторного зала, администрация привлекала военных на договорной основе. В 1977 году из полутора тысяч производственных помещений, необходимых для нормальной работы атомного реактора, охранялись три. Въезд и выезд автомобилей на территорию станции практически не контролировался. При этом Минэнерго и МВД СССР долго не могли решить проблему с выделением милицейской охраны для ЧАЭС.
Из-за отсутствия нормальной охраны на Чернобыльскую АЭС проникали посторонние лица и воровали ценное оборудование, которое к тому же могло «фонить». В сентябре 1976-го неизвестные пробрались в щитовую системы управления и защиты блока «А» и украли выключатели, резисторы, транзисторы. В январе 1977-го в одном из помещений блока «В» были взломаны двери, исчезло дефицитное электрооборудование — диоды и селеновые выпрямители.
Хищениями занимались и работники АЭС. Ранее судимый начальник склада воровал стройматериалы и спекулировал ими. Один из прорабов нанимал несуществующих рабочих и получал за них деньги. Интересно, что об этих фактах сообщали в милицию, но начальник Чернобыльского РОВД подполковник Чуясов в первом случае не принял никаких мер, а во втором — тормозил расследование возбужденного дела.
Атомный реактор на Чернобыльской АЭС, 1980 год
Фото: Николай Малышев / ТАСС
Характерная история случилась с прудом-охладителем для омывающей реактор воды. В нем разрешили разводить рыбу, но реализовывать ее населению можно было только после проведения необходимого анализа на радиоактивность и получения разрешения санэпидстанции. Однако местный рыбокомбинат игнорировал это требование. Более того, по указанию начальника цеха рыба продавалась за наличный расчет частным лицам, что вызывало недовольство местного населения, которое знало о запрете вылавливать ее из пруда. История с рыбой была не единственным поводом для возмущения среди работников ЧАЭС и жителей Припяти.
Агенты и сектанты
В начале 80-х годов на строительстве Чернобыльской АЭС было занято 16 тысяч рабочих, приехавших из разных городов Советского Союза. На станции работали 5127 человек, их средний возраст составлял 30 лет. В Припяти до аварии 1986 года проживали более 49 тысяч человек. Рассекреченные документы содержат некоторую информацию о настроениях в городе.
Летом 1980 года в Припяти готовились «массовые антиобщественные выступления» из-за плохих условий проживания в общежитиях и частном секторе. Их инициатором был некий рабочий завода «Юпитер» В.Г. Ященко, который напечатал 30 листовок с призывом организовать протестную демонстрацию. Властям удалось сорвать планы недовольных.
Не исключено, что лица (…), вынашивающие враждебные намерения, могут воспользоваться теми неполадками и нарушениями строительных работ, которые имеют место
В городских магазинах возникали стихийные сборища из-за плохого качества и перебоев в снабжении хлебом, пока работу хлебозавода не удалось наладить. «Нездоровую обстановку» среди жителей вызывали проблемы с водоснабжением. Работники ЧАЭС писали коллективные письма с жалобами на жилищные условия и нехватку мест в детских садах. Письмо в президиум Верховного Совета СССР и ЦК КПСС подписали 160 человек.
Фото: из архива городского краеведческого музея Славутича
В задачи органов КГБ в Чернобыле входили поиск агентов-нелегалов, государственных преступников, борьба с украинскими националистами и пресечение деятельности «ревизионистски настроенных лиц из среды молодежи и интеллигенции». Как отмечалось в одном из документов, большая миграция, недостаточно четкая работа паспортного стола и упрощенный прием на работу в строительные организации на ЧАЭС создавали условия для легализации агентов-нелегалов.
Чекисты выявляли среди работающих на строительстве ЧАЭС людей, которые, очевидно, считались подозрительными. Например, тех, кто выезжал за рубеж или переписывался с жителями капиталистических стран, имел судимость за государственные или уголовные преступления. Был обнаружен один реэмигрант из Китая, один бывший участник ОУН-УПА (запрещенная в РФ организация) и восемь психически больных с агрессивными наклонностями. КГБ также сообщал об увеличении численности немцев на ЧАЭС и приверженцев «секты ЕХБ» (очевидно, имелись в виду Евангельские христиане-баптисты), в их среде были завербованы агенты.
Ненормальное положение с охраной АЭС усугубляется еще и тем, что на станции имеется целый ряд производственных помещений, цехов и участков, уязвимых в диверсионном отношении
По данным на весну 1986 года, у органов КГБ было 56 агентов и 67 доверенных лиц, которые передавали им информацию и после случившейся аварии. До сих пор существуют различные версии причин чернобыльской катастрофы. Как правило, указывается на неправильные действия персонала. При этом в первое время после аварии, как следует из документов, проверялась версия о диверсионном умысле.
Фото: Patrick PIEL / Gamma-Rapho via Getty Images
В материалах КГБ после аварии также сообщалось о радиационной обстановке, состоянии пострадавших и ситуации с общественным порядком. К примеру, к 8 мая было зафиксировано пять попыток хищения имущества в населенных пунктах, из которых эвакуировали жителей, один случай хищения продовольствия и спиртных напитков.
В июле первому заместителю КГБ СССР Филиппу Бобкову докладывали о протестных настроениях среди военнослужащих-ликвидаторов, призванных из запаса. Некоторые из них были недовольны увеличением срока службы с двух до шести месяцев. Военные из Прибалтики были готовы объявить голодовку, не подчиняться приказам и бунтовать. Некоторые ликвидаторы в письмах просили близких добыть для них справки о болезни или тяжелом материальном положении семьи, чтобы их демобилизовали раньше. Обстановка в частях была «нормализована» после «разъяснительной работы».
35 лет спустя
Взрыв в четвертом реакторе Чернобыльской АЭС в апреле 1986 года стал одной из крупнейших техногенных катастроф в истории человечества. Число жертв аварии достигло четырех тысяч человек, включая умерших от последствий облучения. После аварии вокруг ЧАЭС возникла 30-километровая зона отчуждения, куда попали не только территория станции и город Припять, но и десятки сел.
Пожары в зоне отчуждения Чернобыльской АЭС
Украинское правительство не раз заявляло, что собирается что-то предпринять в отношении этих территорий, но дальше туманных идей дело не заходило. Впрочем, в прошлом году в этом направлении активизировался Владимир Зеленский, который даже посетил Припять и пообещал превратить зону ЧАЭС в туристический и научный кластер. Однако, как показали события весны 2020 года, обещания вряд ли зафиксировали даже на бумаге.
В апреле прошлого года в зоне отчуждения разгорелись масштабные пожары. Очагов было несколько — кто-то явно пытался скрыть следы преступной деятельности по вырубке древесины, а кто-то занимался банальным хулиганством. И это на территории закрытого объекта!
А вот следов деятельности госструктур там как раз замечено не было. Как призналась и.о. руководителя Государственного агентства по управлению зоной отчуждения, к некоторым местам даже невозможно подогнать технику. Да и не на что, собственно говоря. Власти Украины только на 11-й день пожара осознали проблему и нашли средства: почти 45 миллионов гривен пришлось выделить из резервного фонда, потому что у профильных ведомств средств просто не оказалось.
Огонь дошел и до закрытого военного городка Чернобыль-2, вплотную подошел к городу Припяти, хранилищу ядерных отходов, складу боеприпасов. Пламя полыхало и совсем неподалеку от саркофага четвертого энергоблока, где неизвестно в каком состоянии находятся 180 тонн отработавшего ядерного топлива, которое попросту не смогли извлечь после взрыва. Не пощадил огонь и печально известный Рыжий лес, принявший на себя максимальную дозу радиации после аварии 1986 года.
Фото: SHONE / GAMMA / Gamma-Rapho via Getty Images
В итоге вместе с воздушными массами из Чернобыля в Киев попали частички радиоактивного цезия-137. Правда, власти утверждали, что концентрация радионуклида в воздухе незначительна и не представляет угрозы для здоровья. Саркофаг и хранилища огонь тоже не повредил — специалисты заверили, что они окружены бетоном. Иными словами, очередной катастрофы на этот раз удалось избежать. Но, судя по рассекреченным материалам, традиция наплевательского отношения к опаснейшим объектам мира здесь складывалась десятилетиями.