что делал сталин в первые дни войны

Загадка 22 июня 1941 года: что делал Сталин в первые дни войны

Сергей Баймухаметов

Сообщения о плане «Барбаросса» (нападения гитлеровской Германии на СССР) поступали в Москву с декабря 1940 года. Когда начальник Генштаба Мерецков сказал, что война с Германией неизбежна, Сталин объявил его «паникером» и снял с поста.

21 июня нарком обороны Тимошенко, начальник Генштаба Жуков и его заместитель Ватутин приехали в Кремль к Сталину с проектом директивы о приведении войск в боевую готовность. Сталин сказал: «Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем». Директиву переписали и в ночь на 22 июня отправили в военные округа:

«В течение 22–23 июня 1941 г. возможно неожиданное нападение немцев. Возможно, нападение начнется с провокационных действий. Задача наших войск — не поддаваться на какие-либо провокационные действия, которые могут вызвать большие осложнения… К каким-либо другим мерам до особого распоряжения не прибегать».

Командиры всех уровней как решающее указание восприняли слова: «Не поддаваться на какие-либо провокационные действия».

Командующий Киевским особым военным округом генерал-полковник Кирпонос передал в войска распоряжение:

«Немецко-фашистская авиация сегодня в 3.00 нанесла бомбовые удары по Киеву, Одессе, Севастополю и другим городам… Полевые войска к границе не подводить, на провокации не поддаваться».

То есть война уже началась, немцы бомбят наши города, а командующий особым военным округом (с началом военных действий преобразован в Юго-Западный фронт) приказывает: «На провокации не поддаваться».

Итог известен. Поздним вечером 22 июня генерал-фельдмаршал Альберт Кессельринг записал в своем дневнике: «Воздушный блицкриг полностью удался. Истребителей у них больше нет. Нашим бомбардировщикам ничто не угрожает. Они полные хозяева в небе и могут позволить себе преследовать даже одиночную автомашину или танк русских».

Только в первый день войны, по официальным советским данным, в наших приграничных округах немцы уничтожили более 1200 самолетов. (История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941-1945 М., 1961)

Расклад сил у западных границ СССР к началу войны (по данным ВНИИ документоведения и архивного дела):

Личный состав вермахта: 3.563 400 солдат и офицеров.

Личный состав РККА – 3.061.16.

Немецких танков и штурмовых орудий – 4364. Наших – 15 687.

Немецких самолетов – 4795. Наших – 10 743.

Немецких орудий и минометов – 42 601. Наших – 59 787.

Тем не менее… Рабоче-Крестьянская Красная Армия отступала по всему фронту, неся огромные потери.

Если бы нам приказали… Никогда бы немец не зашел так далеко. Миллионы солдат отступали без боя. Теперь мы знаем, что до войны командный состав нашей армии подвергся страшным репрессиям. Значит, обстановка среди командного состава была такая, что люди были деморализованы. Они боялись не немцев, а собственного начальства. Боялись отдать какой-нибудь приказ самостоятельно, без приказа сверху».

29 ноября 1938 года на заседании Военного совета нарком обороны Ворошилов заявил: «Весь 1937 и 1938 годы мы должны были беспощадно чистить свои ряды… За все время мы вычистили больше 4 десятков тысяч человек».

То есть к 1939 году были арестованы, расстреляны, отправлены в лагеря более 40 тысяч командиров Красной Армии. (Отдельная тема – потеря боеспособности войск в связи с арестами командиров высшего звена: некоторыми дивизиями командовали капитаны.)

Частичный паралич командования наблюдался снизу доверху. В том числе и потому, что и государственная, и политическая, и военная власть была сосредоточена в одних руках.

Что делал Сталин в первые дни войны?

С 22 июня до 1 июля советский народ ничего не знал о Сталине. Полное молчание газет. Член Политбюро ЦК КПСС Микоян вспоминал, как вечером 30 июня 1941 года (через 9 дней после начала войны!) члены Политбюро приехали к Сталину на Ближнюю дачу:

Есть свидетельства, что на четвертый-пятый день войны Сталин предпринял попытку через болгарского посла Стаменова начать переговоры с Гитлером, предлагая «отдать Прибалтику, Украину, Бессарабию, Буковину, Карельский перешеек» или другие территории, на которые «Германия дополнительно претендует». (Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 171. Д. 465. Л. 204–208; опубликовано в сборнике: 1941 год. М., 1998. Т. 2. С. 487–490.)

Итак, 22 июня 1941 года. Первый Указ высшего (формально) органа власти – Президиума Верховного Совета СССР – «О военном положении».

Это логично и понятно. А каким был второй указ от 22 июня 1941 года?

Вторым был Указ «Об утверждении Положения о военных трибуналах в местностях, объявленных на военном положении, и в районах военных действий»

16 августа, когда немцы уже форсировали Днепр, за подписью Сталина вышел приказ Ставки Верховного Главнокомандования «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия». Он заканчивался так: «Командиров и политработников… сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту… Семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишить государственного пособия и помощи».

В результате действий и бездействий власти за первые полгода войны германские войска взяли в плен 3 806 860 советских солдат и офицеров.

Численный состав РККА на всей территории Советского Союза на 22 июня составлял 5 774 211 солдат и офицеров.

Великая Отечественная война длилась 1418 дней и ночей. Советский народ и его союзники разгромили фашизм, одержав всемирно-историческую победу.

В итоге Второй мировой войны, которая длилась с 1 сентября 1939 года по 8 мая 1945 года, Германия, ведя боевые действия на Западном и Восточном фронтах, потеряла до 7 400 000 военнослужащих и мирных жителей.

По результатам социологического опроса, проведенного в апреле 2021 года, 39% россиян считает, что ключевая роль в победе нашей страны в Великой Отечественной войне принадлежит «И.В. Сталину лично».

Источник

Николай Стариков

политик, писатель, общественный деятель

Дмитрию Губерниеву – что делал Сталин в первые дни войны

Дмитрию Губерниеву – что делал Сталин в первые дни войны

Когда человек интересуется историей — это очень хорошо. Если он при этом читает книги — это ещё лучше. Плохо, когда человек говорит, что интересуется историей и читает книги, а потом делает заявления, которые с реальной историей никак не стыкуются.

То ли книг он не читал, то ли читал — но не те.

Словом – слышал звон, да не знает, где он.

А может и вовсе подобный персонаж пытается выглядеть образованным и начитанным, не являясь таким на само деле.

На днях спортивный комментатор Дмитрий Губерниев, прямо накануне 140-летия И.В. Сталина разразился интервью, заголовок которого мы приведем. Хотя прилично воспитанные люди в публичной сфере так высказываться не должны. Но для сохранения «авторской лексики» придется воспроизвести оригинал…

Дмитрий Губерниев: «Где товарищ Сталин был в первые три дня войны? Он зассал и никуда не высовывался»

В этом интервью Д. Губениев в частности сказал:

«Я очень люблю военную литературу, историю Великой Отечественной войны. Обычно читаю несколько книг одновременно… Я хочу разобраться в этой войне. Почему? Как? … Книги про войну читать очень тяжело – знания приумножают скорбь. Поэтому когда читаешь про танковый разгром 1941-го, про Киевский котел… я не могу, мне дурно. А потом слышу разговоры про товарища Сталина, который выиграл войну. И мне хочется спросить: а где он был в первые три дня? В первые три дня товарищ Сталин зассал и никуда не высовывался».

Странно, что читая «военную литературу», господин Губерниев не знает, чем на самом деле занимался Сталин в первые дни войны. Даже конкретно в первые три дня.

Дело в том, что никакого секрета в этом нет. Информация давно опубликована. Найти её проще простого.

Итак, чем же Сталин занимался «первые три дня»?

Война началась 22 июня 1941 года. Следовательно, первые три дня – это 22-23-24 июня.

Так вот все эти дни Сталин активно работал в Кремле, пытаясь разобраться в том, что же происходит.

Дневник посещений кремлевского кабинета Сталина дает нам понимание, где он находился и кого принимал. Эти документы давно опубликованы, их легко найти в сети. Их никто не оспаривал и достоверность документов под сомнение не ставил.

Итак, журнал свидетельствует, что 21 июня 1941 года заседание Политбюро закончилось в 23 часа. Это было не просто рядовой «обмен мнениями». Получив от военных сообщения о немецком перебежчике, который заявил, что 22 июня начнется гитлеровская агрессия, Сталин разрешает Тимошенко и Жукову направить в войска текст Директивы №1 от 21.06.41 г. Ее передача в войска была закончена в 00:30 минут 22 июня 1941 года.

Текст этого документа также можно найти за несколько секунд, поэтому приведем только главное:

«В течение 22 — 23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

Подписана Директива руководством Вооруженных сил – Тимошенко, Жуков.

Сталин ещё не знает, точно ли начнется война, но решение привести войска в боевую готовность принимается.

В первые часы 22 июня начинает поступать информация о том, что может быть расценено, как провокация. Сначала «неизвестные самолеты» атакуют Севастополь, не нанеся никакого урона советским боевым кораблям. Это сейчас Губерниеву «все ясно», а ранним утром 22 июня ничего ясно не было.

Еще позже начинают поступать сообщения о бомбардировках и переходе границы германскими войсками.

«В 7:30 прибыли Маленков и Вышинский, назначенный главой Юридической комиссии при Совнаркоме. В 7:55 приехал Микоян, отвечавший за снабжение. Через пять минут появились Каганович и Ворошилов. В 8:15 приехал адмирал Кузнецов. В 13:15 прибыл маршал Шапошников, на тот момент не занимавший постов. В 14 часов приехал генерал Ватутин — заместитель Жукова, фактически возглавивший Генштаб после отъезда Жукова на фронт 22 июня. В 15:30 в Кремль приехал маршал Кулик, и больше в тот день у Сталина никого не было».

Где здесь «страх Сталина»? Где «Сталин спрятался»? Идет интенсивная работа.

23 июня 1941 года ситуация похожая. График посещений кабинета Сталина в этот день выглядит так:

Вторая часть совещаний у Сталина 23 июня 1941 года:

Где тут «испугался и не высовывался»?

24 июня 1941 года выглядит примерно также:

Мы намеренно не объясняем, кто есть кто из посетителей сталинского кабинета. Ведь Дмитрий Губерниев, как следует из текста его интервью, обычно читает несколько книг одновременно. Должен знать.

Но почему же Д. Губерниев не знает элементарных исторических фактов, которые знает, подчеркиваю ЛЮБОЙ, кто читает литературу на тему начала войны.

А кстати, какие книги читает комментатор?

В свеем интервью он говорит об этом вскользь, но все становится понятно:

«Мой друг Леонид Млечин делает очень качественную публицистику. Понятно, что читаю Радзинского, окопную прозу, лейтенантскую прозу, Астафьева… Даже Бондарева из того, что в свое время было разрешено. С интересом читаю и заочно полемизирую с Суворовым и историком Солонинным».

Млечин, Суворов, Солонин – это главная «тройка» основных авторов, кто активно пытается внушить своему читателю антисталинскую, а главное – антироссийскую трактовку сложных лет мировой истории.

Вот и остался в голове Дмитрия Губерниева «осадок» — в первые три дня Сталин прятался, боялся, ничего не делал. Хотя в книгах данных авторов напрямую этого не может быть написано. Они действую тоньше. И, как видим, на примере склада мыслей Губерниева, своей цели ИНОГДА достигают.

Для того, чтобы «закрыть» вопрос, нам осталось выяснить вопрос откуда растут ноги у информации, что Сталин «испугался и спрятался»?

Из лживого текста выступления Хрущева после ХХ съезда, который у нас по традиции называют докладом на съезде, хотя Никита Сергеевич произнес его после фактического окончания партийного форума.

«Было бы неправильным не сказать о том, что после первых тяжелых неудач и поражений на фронтах Сталин считал, что наступил конец. В одной из бесед в эти дни он заявил:
— То, что создал Ленин, все это мы безвозвратно растеряли.
После этого он долгое время фактически не руководил военными операциями и вообще не приступал к делам и вернулся к руководству только тогда, когда к нему пришли некоторые члены Политбюро и сказали, что нужно безотлагательно принимать такие-то меры для того, чтобы поправить положение дел на фронте».

Так Хрущев описывает события, которые были даже по его словам, гораздо позже, в самом конце июня 1941 года.

Чтобы оценить степень лжи Хрущева, вспомним, что 21 июня до 23.00 у Сталина было совещание, где на основе информации о том, что около 21.00 21 июня немецкий ефрейтор, коммунист Альфред Лисков перебежал к советским пограничникам и рассказал, что через несколько часов начнется война. Но допросить его толком удалось лишь в час ночи 22 июня, после чего сообщить в Москву. В итоге, как мы помним, Директива № 1 о приведении войск в боевую готовность в войска ушла раньше получения информации от Лискова и основывалась на сообщениях разведки, сообщений советских военных наблюдавших выдвижение германских войск на границе и информации по тайным каналам мировой дипломатии.

А вот, что в своем «докладе» говорил Н.С. Хрущев:

«Известен и такой факт. Накануне самого вторжения гитлеровских армий на территорию Советского Союза нашу границу перебежал немец и сообщил, что немецкие войска получили приказ — 22 июня, в 3 часа ночи, начать наступление против Советского Союза. Об этом немедленно было сообщено Сталину, но и этот сигнал остался без внимания».

Наврал Никита Сергеевич дважды: Сталин реагировал на сообщения, направил директиву № 1, а информация А. Лискова не могла попасть к нему «чисто физически». Хрущевская ложь до сих пор дает свои всходы, будучи тиражируемой и перепеваемой на разные лады.

В завершение поставим перед собой главный вопрос: были ли моменты, в которых Сталин испугался? Таких случаев история не знает. А вот был ли у вождя упадок духа, тут сказать можно лишь следующее. 29 июня, узнав о взятии немцами Минска, Сталин уехал на дачу, где в течении суток никого не принимал. Туда к нему приехали члены Политбюро. Можно сказать, что их приезд и поддержка ими Сталина придали ему новой уверенности и энергии. На следующий день, 30 июня 1941 года, было реализовано решение о создании Государственного Комитета Обороны (ГКО) во главе со Сталиным, ставшим центром обороны страны от агрессии.

Сталин не прятался, Сталин не боялся.

А вот, что он чувствовал и о чем думал, когда видел, что в течении недели Красная армия понесла сильнейшее поражение и война складывается самым печальным образом, мы не узнаем никогда.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Источник

Страницы истории: Что делал Сталин в первые дни Великой Отечественной войны

3 июля исполнилось 70 лет со дня выступления И. В. Сталина по радио, в котором он призвал советский народ подниматься на Отечественную войну против немецко-фашистских захватчиков

Сегодня об этой речи не принято вспоминать в телепередачах, посвящённых войне. О ней умалчивают и школьные учебники. Лишь в одном из них («История России. XX — начало XXI века»; авторы — Н.В. Загладин, С.И. Козленко, С.Т. Минаков, Ю.А. Петров) речь Сталина упомянута, да и то, в одном предложении. Для сравнения можно отметить, что почти во всех школьных учебниках по всеобщей истории сказано про речь Уинстона Черчилля 22 июня 1941 года, в которой он объявил о готовности Великобритании оказать помощь СССР. Почти во всех из них рассказано об Атлантической хартии 1941 года, в которой правительства США и Великобритании определили свои цели в ходе Второй мировой войны.

Что делал Сталин с первых же часов войны

Умолчание о сталинском выступлении 3 июля способствует созданию впечатления о том, что с начала войны вождь советского народа не играл существенной роли в организации обороны страны или вообще бездействовал. (Удивительно ли, что в ходе опроса, состоявшегося сравнительно недавно, лишь 49% жителей России вспомнили, что Сталин был Верховным Главнокомандующим в годы войны?) Со времен Хрущёва в обществе распространились небылицы о том, что, узнав о начале войны, Сталин растерялся, а затем, покинув Кремль, долгое время находился в состоянии прострации. Пропагандируя этот вымысел, Дмитрий Волкогонов писал, что с первых же минут войны Сталин «ощутил растерянность и неуверенность» и «с трудом постигал смысл слов Жукова», когда тот сообщал ему о начале военных действий.

Из противоречивых воспоминаний трудно установить, кто первым сообщил Сталину о начале войны (генерал армии Г. К. Жуков или адмирал Н. Г. Кузнецов), но очевидно, что в ночь с 21 на 22 июня ему не пришлось долго спать, так как, судя по книге посетителей его кабинета, последний из них ушёл 21 июня в 23 часа, а 22 июня в 5 часов 45 минут Сталин уже снова принимал в Кремле людей: наркомов иностранных дел, внутренних дел, обороны (Молотова, Берию и Тимошенко), а также начальника Генштаба Жукова и начальника Полит-управления Красной Армии Мехлиса. (По воспоминаниям Жукова, последний звонил Сталину в 0.30 ночи перед началом войны, а затем около 4 часов утра разбудил его, сообщив о налётах немецкой авиации).

Собирая информацию о ходе боевых действий в первые часы войны, Сталин одновременно работал над подготовкой директивы наркома обороны № 2 в связи с началом боевых действий, которая была передана в 7 часов 15 минут утра в округа. Однако на первых порах сведения с границы поступали отрывочные и противоречивые. Этому способствовали действия немецких диверсионных групп, которые разрушали проволочную связь, убивали связистов и нападали на командиров, поднятых по тревоге. Лишь к 8 часам утра Генштаб получил первые более или менее надежные данные, которые были тут же переданы Сталину. К этому времени, когда в Кремль были собраны все члены руководства страны, бывшие в Москве, и все ведущие военачальники, стало известно о разрушительных бомбардировках, которым подверглись военные аэродромы, железнодорожные узлы и города, о начале сражений с сухопутными войсками противника на всем протяжении западной границы, за исключением территории Ленинградского военного округа.

Обсудив эту информацию, военачальники покинули кабинет Сталина около 8:30, а оставшиеся там руководители ВКП(б) и Коминтерна (Г. Димитров и Д.З. Мануильский) стали решать вопрос о том, как объявить населению страны о войне и кто это должен сделать.

Положение страны к 3 июля

К началу июля сведения об обстановке на фронте стали значительно более ясными и лишь свидетельствовали о тяжести положения. Как и в предшествовавших военных кампаниях Второй мировой войны, немецко-фашистские войска прибегли к методам блицкрига, полагаясь на активное использование бомбардировочной авиации и стремительное продвижение вперёд танковых клиньев. Хотя агрессору оказывалось неожиданное для него сопротивление, немецко-фашистские войска наступали по всему фронту. Особенно заметных успехов гитлеровцы добились в Белоруссии. Уже 27 июня немецкие войска заняли Минск. А 29 июня Гитлер уверял своих окружающих: «Через четыре недели мы будем в Москве, и она будет перепахана».

После первой военной недели, которую Сталин провел в непрерывных совещаниях и переговорах по телефону из своего кабинета, в воскресенье, 29 июня, он остался на даче и работал там. С утра готовил ряд документов, в том числе Директиву Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б), партийным и советским организациям прифронтовых областей.

Проект этой директивы, подготовленный А.С. Щербаковым, В.М. Молотовым и А.И. Микояном, был подвергнут серьёзной правке И.В. Сталиным. О вкладе Сталина в составление директивы свидетельствует, в частности, сходство с его статьей «Украинский узел» от 14 марта 1918 года, в которой он ещё тогда призывал к «отечественной войне» и говорил о борьбе с интервентами за «каждый пуд хлеба и каждый кусок металла». Некоторые же положения директивы перекликались с речью Сталина на приёме в честь выпускников военных академий 5 мая 1941 года, в которой он определил цели гитлеровской Германии в грядущей войне против СССР. После сталинской редакции содержание директивы стало более жёстким и требовательным.

В тот же день ему пришлось дважды выезжать в Наркомат обороны и вести там острые разговоры с Тимошенко и Жуковым. Сталин выражал возмущение тем, что высшие военные руководители страны всё ещё плохо владели обстановкой. Последний такой разговор завершился поздно вечером.

Прибывшие утром 30 июня на сталинскую дачу члены Политбюро предложили создать Государственный Комитет Обороны СССР, и Сталин с этим согласился. Затем, продолжая работать над текущими делами то в Кремле, то на даче, он одновременно готовил своё обращение к народу.

Речь Сталина

При Хрущёве стало обычным сводить речь Сталина 3 июля к изложению указанной выше директивы. Хотя содержание речи Сталина даже текстуально совпадало с этим документом, совершенно ясно, что, в отличие от директивы, его выступление было адресовано не только «партийным и советским организациям прифронтовых областей», но и всей стране. Сталин не зачитал текст директивы, а произнес одну из своих самых эмоциональных речей.

Слова «враг продолжает лезть вперёд, бросая на фронт новые силы» развивали трагическую тему. Сталин произносил с расстановкой название каждой территории, захваченной немцами, и каждого города, который они бомбили. Каждое географическое название в этом перечне звучало как ещё одно имя в скорбном списке жертв. Он венчал этот мрачный перечень короткой фразой в конце абзаца, создававшей впечатление сурового приговора: «Над нашей Родиной нависла серьёзная опасность».

Как и в своем выступлении 5 мая, Сталин подчеркивал: «История показывает, что непобедимых армий нет и не бывало». Отсюда он делал логический вывод о неизбежности поражения германской армии. Подчеркнутые интонацией слова придавали этому заявлению характер неоспоримой истины: «Гитлеровская фашистская армия так же может быть разбита и будет разбита, как были разбиты армии Наполеона и Вильгельма».

Признавая, что вероломным нападением Германия также получила определенные преимущества, Сталин обосновывал свой тезис о том, что «непродолжительный военный выигрыш для Германии является лишь эпизодом, а громадный политический выигрыш для СССР является серьезным и длительным фактором, на основе которого должны развернуться решительные успехи Красной Армии в войне с фашистской Германией». Сталин завершал свой ход рассуждений выводом, категоричность которого подчеркивалась произнесением с расстановкой и ударением заключительных слов: «Вся наша доблестная армия, весь наш доблестный военно-морской флот, все наши летчики-соколы, все народы нашей страны, все лучшие люди Европы, Америки и Азии, наконец, все лучшие люди Германии. видят, что наше дело правое, что враг будет разбит, что мы должны победить». (Некоторое отличие этих слов от лозунга, произнесенного Молотовым, отражало характерное для Сталина нежелание слишком часто прибегать к декларативным пророчествам. Позже, при редактировании Гимна Советского Союза, он убрал слова в припеве: «Нас от победы к победе ведёт!», заметив: «Это — хвастовство. Надо так: «Пусть от победы к победе ведёт. »)

В то же время, развивая тему угрозы, нависшей над страной, Сталин заявлял: «Враг жесток и неумолим. Он ставит своей целью захват наших земель, политых нашим потом, захват нашего хлеба и нашей нефти, добытых нашим трудом». С расстановкой и эмоциональными ударениями он перечислял названия народов СССР, завершив их перечень указанием на то, что несет им нашествие немцев: «Враг. ставит целью. их онемечивание, их превращение в рабов немецких князей и баронов. Дело идет, таким образом, о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР, о том — быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение».

И всё же, несмотря на признание этих мрачных реалий, выступление, которое начиналось как страшная история о вероломстве врага и зловещей угрозе, нависшей над страной, как скорбный рассказ о потерях советских людей, постепенно превращалось в уверенный призыв к решительным действиям для разгрома врага. Сталин чеканил фразу за фразой в перечне суровых требований к советским людям: «Нужно, чтобы советские люди. перестали быть беззаботными, чтобы они мобилизовали себя и перестроили свою работу на новый, военный лад, не знающий пощады врагу. Необходимо. чтобы в наших рядах не было места нытикам и трусам, паникёрам и дезертирам, чтобы наши люди не знали страха в борьбе и самоотверженно шли на нашу Отечественную освободительную войну против фашистских поработителей. Основным качеством советских людей должно быть храбрость, отвага, незнание страха в борьбе, готовность биться вместе с народом против врагов нашей Родины. Мы должны немедленно перестроить всю нашу работу на военный лад, всё подчинив интересам фронта и задачам разгрома врага. Красная Армия, Красный Флот и все граждане Советского Союза должны отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и сёла, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу».

От призывов к коренному изменению душевного настроя и выработке психологической установки на активное сопротивление смертельной угрозе Сталин переходил к перечислению конкретных шагов, которые уже были предприняты и которые будут в дальнейшем осуществлены для разгрома агрессора. Он говорил о необходимости резко увеличить производство вооружений, усилить охрану оборонных объектов, бороться с вражескими диверсантами и парашютистами, «со всякими дезорганизаторами тыла, дезертирами, паникёрами, распространителями слухов». Он давал указания о создании партизанских отрядов и диверсионных групп в тылу врага: «В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия». Умело распределяя эмоциональные ударения и выдерживая напряженный ритм, он создавал боевое настроение, даже перечисляя материальные предметы: «При вынужденном отходе частей Красной Армии нужно угонять весь подвижной железнодорожный состав, не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона, не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего».

Сталин внушал уверенность в том, что ситуация находится под контролем, когда он объявлял: «В целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР, для проведения отпора врагу, вероломно напавшему на нашу Родину, создан Государственный Комитет Обороны, в руках которого теперь сосредоточена вся полнота власти в государстве». Твердым тоном он призывал «весь народ сплотиться вокруг партии Ленина — Сталина, вокруг Советского правительства для самоотверженной поддержки Красной Армии и Красного Флота, для разгрома врага, для победы». Он заверял слушателей в том, что «наши силы неисчислимы. Зазнавшийся враг должен скоро убедиться в этом». Он объявлял, что «в этой освободительной войне мы не будем одинокими. Мы будем иметь верных союзников в лице народов Европы и Америки», и с признательностью отметил «историческое выступление премьера Великобритании господина Черчилля о помощи Советскому Союзу», а также декларацию «правительства США о готовности оказать помощь нашей стране». Он венчал свою речь боевыми призывами: «Все наши силы — на поддержку героической Красной Армии, нашего славного Красного Флота! Все силы народа — на разгром врага! Вперёд, за нашу победу!» Сталин твёрдо провозглашал свою готовность возглавить страну в час тяжелых испытаний и привести ее к победе.

Эта речь стала важной вехой войны и неотъемлемой частью исторической памяти нашего народа. Не случайно обращение Сталина к народу («Братья и сёстры») стало заглавием первой книги трилогии Фёдора Абрамова, посвященной героическому труду колхозников в годы Великой Отечественной войны. О том, что советские люди восприняли речь Сталина как рассказ о жестокой правде и одновременно неукоснительный приказ, обращенный к каждому, встать в строй бойцов за свободу и независимость своей Родины, было много раз сказано в воспоминаниях очевидцев и произведениях советской культуры. Речь Сталина 3 июля стала программой борьбы советского народа, которая вдохновляла его на самоотверженное сопротивление в годы Великой Отечественной войны.

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *